Владимир Корнилов: Искра

Искра не хотела знать Серегиных тайн. Она думала, что Серега струсил, она готова была испепелить Серегу своим презрением.

Но вокруг настороженно стояли мы. Искра не могла не чувствовать, что мы не верим в трусость Сереги. Как всегда, когда что-то было против ее воля, Искра с силой тряхнула головой, откидывал волосы на сторону, сдерживая гнев, взглядывая поочередно на каждого из нас, заговорила:

— Вы же были, вы же видели дорогу, по которой люди уходили от войны. Была дорога, как живая река. И что стало с дорогой, когда налетели эти чудовища с крестами на крыльях?! — кладбище без могил. Мертвые люди, побитые лошади… Неживые солдаты… Те, что обещали вернуться, чтобы снова мы могли жить. Вы, что, не знаете, куда летят эти самолеты?! Каждый из них — смерть!.. Смерть!..

Серега стоял против Искры бледный, бледнее, чем тогда в лесу, когда свою спину подставил разъяренным муравьям, стиснув пальцы, он стукнул кулаком о кулак.

— Кого ты уговариваешь, Искра! — он готов был кричать, но его не понимали. Искра, как это бывает, когда правдой для тебя становится то, во что поверишь, уже не слышала его.

— Ты же знаешь, я не могу убить живое. Но убить то, что убивает, я могу. Слышишь? Могу!!! — она разгневанно смотрела на Серегу, и в обычно сострадающих ее глазах не было жалости.

— Ты не хочешь понять, что война все переменила. Что было хорошо, стало плохо. Что было плохо, стало хорошо. Мы не можем сейчас жить, как мечтали. Теперь мы не можем быть добрыми, ты это понял? Ты, Серега, трус, ты трус, Серега! — низким, не своим голосом выговорила она, и мне стало страшно за Серегу.

Защищая друга, я крикнул:

— Ты не смеешь, Искра! Серега, если хочешь знать… — Я хотел сказать о том, кого он спасает в своем доме, во Серега в упор смотрел мне в глаза, и напряженный его взгляд повелевал умолкнуть.

Искра насмешливо ждала, я молчал. Вместе с Серегой, она презирала и меня.

— Есть ли еще защитники? — спросила Искра тихо, тихий ее голос заставил нас знобко поежиться.

— Спрашиваю всех: кто со мной? Кто с ним? — она кивнула на Серегу.

Ленька-Леничка, болезненно переживая размолвку, и не зная, как примирить Искру с Серегой, все-таки сделал мужественный, выбор:

— Я с тобой, Искра… — сказал он тихо.

— А ты, Николка? — Искра, даже в гневе, обращалась к маленькому Горюну с какой-то всепрощающей осторожностью, как будто всегда помнила о горемычной его жизни без рано умершего отца.

Колька-Горюн, по своей привычке, посопел; потеребил ладошкой нос, сказал неопределенно:

— Я как все…

— Ну, а ты? — Искра смотрела на меня.

— С тобой и с Серегой, — ответил я и, может быть, впервые за все время командирства Искры встретил и выдержал ее пристальный, пытающий меня взгляд.

Мы ушли без Сереги, он остался в лесу, на поляне. В молчании, пыля ногами, дошли до моста через речку. Колька-Горюн, чувствуя настроение Искры, желая хоть как-то ободрить ее и нас, предложил робко:

— Может, скупнемся, а!..

Искра посмотрела на затененный нависшими над водой черемухами прохладный омуток, покачала головой.

— Купайтесь! — сказала. — Я пойду. И помните! — крикнула уже с моста, подняв руку, сжатую в кулак.

Теперь, в умудренности прожитых лет, знаю, что размолвки между людьми, ненужные для жизни, про исходят от неумения объяснить себя другому. Особенно в отрочестве, когда чувства все наверху и вспыхивают, и опаляют не только от неловкого слова, иной раз даже, взгляд, брошенный в мимолетно закипевшем презрении, разводит близких людей надолго, бывает, навсегда.

Серега после нежданной размолвки с Искрой замкнулся, отошел от нас. Я-то знал, каких переживаний стоило ему случившееся отчуждение! Не раз примечал, как из-за плетня или придорожного елошника он смотрел на нас, бредущих вместе, и такая тоска была в его глазах, что я едва сдерживался, чтобы не подбежать, вернуть его к нам силой.

Не знаю, видела ли Искра тоскливые глаза Сереги, — при ее зоркости, при ее приметливости должна была видеть. Но ни разу она не заговорила о нем, ни разу не послала меня или Горюна позвать Серегу, чтобы объяснился при всех. Ведь заведено было с общего согласия: провинился — выходи в круг, говори, что, как, почему?..

Сама Искра после истории со стариком-странником, поразившей всех нас, как гром с чистых небес, собирала круг, винилась перед нами. Старик-то, к которому Искра так расположилась при первой с ним встрече, оказался Василием Гущиным, сгинувшим в плохо памятный нам год коллективизации.