Владимир Корнилов: Искра

— Ну, как? — нетерпеливо спрашивала Искра, опаляя каждого взглядом. И мы дружно отвечали:

— Это же здорово, Искра! Мы согласны!..

Мы еще не знали, что последует за этой нашей готовностью. А Искра обошла костер, встала так, чтобы дым не мешал ей видеть всех нас, сказала вдруг низким, не знакомым нам голосом:

— Тогда, мальчики, мои дорогие мальчишки, каждый из нас должен дать клятву. — И, завораживая нас таинственностью придуманного обряда, все тем же низким, незнакомым голосом она размеренно произнесла:

— Я, друг и защитник всего живого, обещаю завтра быть лучше, чем был вчера. Мой девиз: «Через „не могу“ — к победе!» В том клянусь этой звездной ночью перед огнем костра, перед непрощающими глазами моих товарищей!

Наступило безмолвие. Потрескивали только горящие сучья. И все услышали, как далеко в урочище сдвоено ухнул, будто хохотнул, филин.

— Ты, колдунья! — прошептал маленький Колька-Горюн. Он испуганно оглянулся на лес, подтянул широкие на лямках штаны, переступил с ноги на ногу, как будто собрался удирать.

— А что? — вдруг встрепенулась Искра. — Хотите наколдую?..

Мне как-то не по себе стало от еехвастовства. Тихо, с вызовом, я сказал:

— Наколдуй!..

Тогда Искра широко раскрыла свои кошачьи, светящиеся во тьме глаза, отступила в ночь от высвеченного круга, позвала:

— Идите сюда…

Мы тесно встали на берегу Соженки, где на дне тихого плеса блестел звездами кусочек ночного неба, с неверием, в то же время и с тайным страхом смотрели на белеющую платьем Искру.

— Значит, наколдовать? — шепотом спросила Искра. — Тогдасмотрите. Видите звезду за сосной? Хотите — передвину ее вместе с небом?..

В оторопи мы дружно выдохнули:

— Хо-тим…

Искра поставила нас так, чтобы каждый видел одну и туже яркую, осторожно мерцающую звезду под отходящей от ствола сосны сухой веткой, приказала закрыть глаза и не двигаться. И начала вкрадчивым, каким-то колдовским голосом говорить:

Какое-то время она выдерживала нас в неподвижности, потом скомандовала:

— Теперь смотрите!..

Мы раскрыли глаза и в изумлении увидели: та звезда, про которую загадали, которая была ниже темной полосы ветки, теперь ярко, насмешливо сияла выше, над ней!

— Колдунья, колдунья! — закричал маленький Колька, придерживая штаны, он бросился бежать к деревне.

Мы было рванулись перехватить Горюна, но Искра остановила.

— Сам вернется. Он ничегошеньки не понял!.. А теперь, — приказала она, — распалите костер. И каждый пусть повторит клятву.

Такой вот выдумщицей была Искра. И выдумкам ее покорялись и Серега, и Ленька-Леничка, и я.

В один из дней Искра устроила испытание.

— Хочу знать ваше мужество! — сказала Искра. Где-то она вычитала, что в Африке, в каком-то племени, юношей испытывают на стойкость к боли, прежде чем вручить им оружие. К спине прикладывают сплетенное из веток решето с черными кусачими муравьями, и каждый из будущих воинов должен сколько-то времени выстоять, давая муравьям изгрызать свое тело.

В жаркий полдень Искра привела нас к муравейнику. Крупные рыжие муравьи все были в работе. Огромный лесной дом, сложенный из сухих сосновых игл, угрожающе шевелился от великого множества рыжих спин и голов.

Притихнув, мы молча глядели на муравьиное царство, не смея поднять глаза на Искру.

Искра подошла к подсыхающей без макушки елке, сломила свисавшую к земле лапу, осторожно положила на муравейник. В мгновение весь лесной город грозно заклокотал снующим туда-сюда муравьиным воинством. Еловую лапу вмиг они облепили. Запах едкой муравьиной кислоты защекотал нос.

— Кто первый? — спросила Искра тихо.

Мы опустили головы, дрожь прошла по нашим спинам.

— Первый — кто? — снова спросила Искра, в голосе ее звучала насмешка.

— Леничка? — позвала Искра.

По-девчоночьи нежное лицо Леньки-Ленички побледнело, в ямке между белыми бровями заблестел пот. Он судорожно вздохнул, покорно стал стягивать через голову рубаху.

— Возьми с муравейника ветку! — скомандовала Искра. — Теперь прикладывай!

Мы подняли глаза и увидели Искру. Она стояла к нам спиной, спустив до пояса свой цветастый сарафанчик. Впервые так близко я видел оголенную немальчишескую спину, и эта худенькая девичья спина с обозначенными, словно крылышки птенца, лопатками, с впадинкой позвонка, плавно изгибающейся и уходящей под рыжее пламя волос, эта обтянутая нежной загорелой, мне все казалось, золотистой кожей спина не была предназначена для такого страшного испытания.