Владимир Корнилов - Искра

— Ребя! Это же фашистские самолеты!..

И в четыре рта мы стали палить по летающим стрекозам. Здорово было чувствовать себя метким пушкарем, когда выплюнутая через трубку тугая ягода хлестала по пролетающей стрекозе, и стрекоза, подогнув хвост, беспомощно падала в траву. У Сереги было уже десять сбитых самолетов, у Леньки-Ленички — семь, у меня — пять. Колька-Горюн гонялся за третьим, когда, словно из-под земли, выросла Искра.

Молча подошла к Сереге, взяла из его рук трубку, переломала и бросила с отвращением ему под ноги. Серега мог одной рукой швырнуть эту пигалицу на землю. Но не сдвинулся с места, стоял, опустив руки, и смотрел не моргая.

— Стрекозы самые полезные для людей. Они комаров побивают! — с негодованием она оглядела каждого из нас. — Они же живые!.. — крикнула она — А вы! — с презрением произнесла она свое загадочное слово: «Че-ло-ве-ки!..»

До сих пор не могу понять, как это случилось, но случилось: Серега уступил свое первенство Искре. И мы, не узнавая себя, подчинились рыжей девчонке.

Как-то Искра, когда уже верховодила, принесла из леса к нашему костру целую корзину черники. Поставила перед нами, сказала:

— Ешьте, каждый сколько хочет!

Мы не решались сразу наброситься на ягоды, переглядывались, Колька-Горюн крикнул:

— Сколько хошь?!

— Сколько хотите! — подтвердила Искра, но в глазах ее что-то промелькнуло. Она явно ждала, хотела что-то вызнать.

Однако соблазн был велик, и мы облепили корзину, как воробьи подсунутый ломоть.

— Ешь, давай! — шептал Колька — Даровая…

И мы, тесня друг друга, хватали ягоду горстями, пихали в рот, стараясь не упустить своей доли. Только один Серега, сглотнув слюну от вида нашего пиршества, остался в стороне, не протянул даже руки к корзине.

С измазанными лиловыми щеками, зубами, руками мы стали похожи на чертей, особенно, когда от сытого удовольствия гоготали, словно гуси у кормовой колоды. Запихивая в рот очередную горсть ягод, я вдруг увидел взгляд Искры. В ее взгляде было не то чтобы брезгливость — была боль. Искре как будто больно было за нашу жадность.

Я ссыпал обратно в корзину прихваченные ягоды, стыдливо стал вытирать о траву синие ладони. Смекнул и Ленька-Леничка, отвалился, пряча измазанное лицо в траве. Один Колька-Горюн, ничего не замечая, обеими руками запихивал чернику в рот.

Наконец и он оставил корзину, испуганно уставился на Искру.

Искра медленно нагнула голову, так, что рыжие ее волосы попадали, почти закрыли глаза, тряхнула головой, откидывая волосы на сторону, сказала:

— Теперь хотите — не хотите, а я скажу. Ты, Колька, человек не разумный. Сдерживать себя не умеешь. Как же дружить с тобой?! Ты думаешь — лишь бы животу было туго. А не думаешь, что другому надо то же, что и тебе.

Ты, Леничка, и ты, Саня, наполовину человеки. Себя вы не забываете, но о других все-таки немножко помните.

Ну, а ты, Серега, ты — настоящий. Вот тебе обе мои руки! — Искра протянула ему свои тонкие, загорелые, какие-то солнечные руки, и Серега, стушевавшись, неуклюже переступил, подставил свои ладони под ее нежные доверчивые пальчики.

Искра была нашей мечтой, знаменем, под которым собирались мы в своем пробуждающемся стремлении к добру. И не раз замирали от ее откровений, когда на лугу, у реки, у вечернего таинственного костра Искра, освещенная огнем, вдруг начинала размеренно и складно говорить:

Она говорила, глядя в огонь, и, улавливая наше удивление, какое-то время томила молчанием нас, верных своих мальчишек, потом не выдерживала, сама же и нарушала тишину.

— Эх, вы, Шерлоки Холмсы! — произносила она в радости приоткрыть еще одну неведомую нам тайну. — Шерлоки, вы, Шерлоки, — повторяла она, не отводя от огня своих обычно зеленых, теперь, в свете живого пламени костра, золотистых глаз, — такую надпись на будущее надгробье сочинил сам себе тот, кто создал Шерлока Холмса!

Искра предоставляла нам возможность вобрать в свои тугодумные головы удивительную новость, переводила глаза вверх, на звезды, говорила задумчиво:

— А какие слова могли бы придумать мы себе?

Никто из нас не знал таких слов. И тогда Искра, подняв голову к звездам, размеренным голосом произносила: «Мы счастливы были тем, что своим пламенным стремлением к лучшему освещали дорогу вослед идущим!»

Она ждала, что ответим мы, а мы, покоренные ее способностью считывать слова со звездных небес, молчали.