Алексей Ивакин - Десантура-1942. В ледяном аду

– Начать… Еще задачу не начали выполнять, а уже такие потери… – горестно покачал головой комиссар Мачихин. – Слышали? Начштаба первого батальона – Пшеничный – уснул у костра? Обгорел и даже не заметил.

– Товарищ подполковник… – сказал Шишкин. – Если не разрешим вскрыть НЗ – потери возрастут.

Тарасов нахмурил брови, подумал…

– Пиши приказ. Пора. Надеюсь, что фронт не подведет.

Плащ-палатка над входом вдруг приподнялась:

– Товарищи командиры, – в снежный блиндажик заглянул взволнованный начкар. – Тут пленных привели!

– Ого! – приподнялся Мачихин. – Кто отличился?

– Да они сами вышли!

– Как сами? – не понял Тарасов.

– Это наши пленные! – почти крикнул начкар. – Ходят по лесу в чем мать родила, из оружия только один топор…

– Как наши? – переглянулись командиры и по очереди выскочили наружу.

Перед блиндажом сидели семеро красноармейцев в драных шинелях, без пилоток. А один вообще в подштанниках. В двадцатиградусный мороз начала марта…

Увидев перед собой высокое начальство, мужики начали приподниматься. Тарасов махнул рукой:

– Сидите. Кто такие?

Один все-таки встал:

– Рядовой Ефимов – третий эскадрон четвертого кавалерийского полка. Попал в плен в сентябре сорок первого при выходе из окружения.

И упал.

– Так…

– Документов, конечно, нет? – подал голос уполномоченный особого отдела.

Обтрепанные, истощавшие, почерневшие от мороза бойцы промолчали, продолжая тихо грызть сухари, которыми поделились сердобольные десантники.

– Остынь, Гриншпун… Не видишь, что ли? Лейтенант, – повернулся подполковник к начкару, – покормите людей. Выдайте нормальную одежду, табак и… И водки. Только немного.

Через час все семеро стояли перед командирами.

– Значится, товарищ подполковник, в плен я попал…

– Мало меня интересует, где и как ты, боец, в плен попал, – обрезал его Тарасов. – Меня больше интересует, как и откуда ты бежал. И представься для начала…

– Боец Филимонов, товарищ подполковник. А бежали мы с лесозаготовок. Под Демянском сенобаза есть. На Поповом болоте. Не растет ни черта – мох только. Вот. А на той сенобазе – бункеры, штук шашнадцать…

Мачихин вдруг заметил, что у бойца Филимонова нет половины зубов…

– Окон нет, дверей тоже. Норы, только бетонные. Там нас и держат. Вернее, держали, – поправился Филимонов. – Мрут как мухи все. Каждый день тех, кто на ногах стоит, заставляют боеприпасы немцам таскать. Снарядные ящики али с патронами. Еду не доверяют. Кто упал – сразу стреляют. Кто слабые – те крючьями мертвяков по углам лагеря растаскивают, чтобы не мешались. А нас на аэродром бросили – снег расчищать. Вот оттуда мы и дернули. Четверо суток по сугробам, товарищ подполковник…

– Карту читает кто из вас? – спросил начштаба. – Можете показать, где аэродром?

– Неее… – в один почти голос загудели красноармейцы. – Мы ж не обученные…

– Жаль… Населенные пункты – какие рядом были?

– Святкино проходили…

– Понятно, – кивнул Тарасов. – Силантьев, забери бойцов. Нам тут поговорить надо.

Караул вывел бывших пленных из блиндажика.

– Ну что, отцы-командиры, делать будем? – начал Тарасов. – Вот вам и первые разведданные.

– Сомнительные, товарищ подполковник… – подал голос особист.

– Без тебя знаю, особый ты, Гриншпун, уполномоченный, что сомнительные. Других пока не имеем и не предвидится, – отмахнулся командир бригады. – Думаю, в район Гринёвщины надо разведчиков сгонять. Доставай карту…

Еще полчаса командование бригады размышляло над возможностью операции. Опасно, но эффективно. И эффектно. Накрыть силами бригады аэродром, который питал всю – ВСЮ! – окруженную немецкую группировку, цель очень заманчивая…

Очень!

– А с бойцами что делать будем? – спросил в конце разговора осторожный, в соответствии с должностью, Гриншпун.

– В штат зачислим. Лишними не будут.

Гриншпун скривил нос:

– Не по порядку…

Тарасов сильно сузил глаза:

– Не по порядку их сейчас в тыл выводить под конвоем. У меня… У нас, – поправился он – лишних людей нет. Комиссар согласен?

Мачихин, из-за своего медвежачьего роста почти лежавший на лапнике, согласно кивнул:

– Но присмотреть за ними надобно, Ефимыч.

– Это само собой, товарищ комиссар. На это у нас капитан Гриншпун есть. Вот он пусть и приглядывает… А давай-ка посмотрим на этот аэродром поближе, а?

Заходящее мартовское солнце слепило глаза, отражаясь от наста. Ефрейтор Петров – снайпер первого взвода – не мог ничего разглядеть: что там делалось на крутом правом – западном – берегу Поломети.