Игорь Неверли: Парень из Сальских степей. Повесть

Больше всего я любил считать и узнавал все новые способы счета. В конце концов я прославился на всю станицу.

Пришел как-то к отцу Влас Данилыч и просит:

- Одолжи нам, сосед, Вовку на две недели.

Он просил дать сына, как обычно просят одолжить плуг или лошадь.

Станица собиралась сдавать зерно. К амбару, собственно говоря к большому гумну, подъезжали возы. Казаки подходили, показывали старые квитанции, говорили, сколько пудов им остается внести.

А меня усадили на бочку перед гумном, дали вместо стола две оструганные доски, на доски положили толстую тетрадь, два карандаша (один подешевле, простой, для расчетов на черновике; второй - химический, для чистовика), рядом мешочек конфет поставили, а около бочки, только руку протянуть, - ведерко орехов.

- Считай, Вовка, считай. Как устанешь - возьми конфету или орешек погрызи, отдохни. Мы не спешим. Лишь бы ты считал аккуратно, по справедливости.

И отца почтили: дали ему четвертушку махорки.

А когда я всем хозяевам подсчитал, кто сколько дал да кто сколько должен остался, когда я все это записал на квитанциях, - велели хозяева отцу с возом подъехать и насыпали ему десять пудов пшеницы!

Домой мы ехали медленно, и вся станица видела прекрасное зерно учения.

С того времени, после квитанции на зерно, очень я в глазах людей вырос. Бывало, раньше встретит меня кто на улице, только головой кивнет:

- Здоров, Вовка!

А теперь шапку снимет и так-то почтительно скажет:

- Здравствуйте, Владимир Лукич!

Как равный равного приветствует заправский хозяин меня, босого паренька.

А уж что было, когда я землемером стал!

Я тогда как раз школу кончил и не знал, что с собой делать, то ли в каникулы коней у отца пасти, то ли податься к дядьке на пасеку.

А тут два хозяйства делились, и несколько малоземельных семейств переселялись в брошенную погорелую усадьбу: сельскохозяйственную артель там создавали.

Отца попросили, чтобы я обмерил землю и установил границы.

Дядька стал меня ободрять:

- Берись за работу, пострел, не бойся! Я тебе такую книжку достану - не ошибешься.

И я взялся за дело. Через несколько недель, когда я уже порядком намаялся, приезжает сам окружной землемер и в крик:

- Что за самоволие! Кто вам разрешил землю без меня мерить?

- Мы ж вас просили. Год ждали, больше невмоготу было…

- Глупости! Что еще за насмешки выдумали! Из мальчишки землемера делать!

- Дык он же хорошо отмерил. Очень довольные мы им.

- А я вот не доволен. Какой-то пастух понатыкал в землю кольев, перепутал все, напорол тут, а я утверждать должен?

Это было уже слишком. Станица впала в амбицию: наш парень, наш землемер, мы за него ручаемся!

- Ах, так? Ну я завтра же проверю! Увидим, что вы тогда запоете.

Закипело все в станице: он нашего землемера прижать захотел? Не выйдет!

- Не поддавайся! - кричат мне. - Бери книжки, бери мерки, все бери! Держись в седле крепко, брат!

Вечером люди собирались группами, бились об заклад, чей землемер победит: станичный или городской.

Дядька ковылял от одних к другим, подбадривал:

- На Вовку ставьте, только на Вовку! Наш конь, степной, выдюжит!

На другой день пошли в поле всей станицей. Судьями выбрали учительницу и дядьку. Они следили за каждым движением землемера, не переставляет ли он какой колышек? Но землемер работал без подлога и только время от времени, глядя на планы, ругался так, что земля содрогалась.

Вечером все собрались на майдане, и окружной землемер заявил:

- Обмеры вашего землемера неточны, но они куда лучше, чем обмеры того идиота из правления, который планы делал и на проверку посылал. Поэтому, граждане, я очень перед вами извиняюсь. Зря я вашего землемера обидел. Поправки в план я внесу и все их утверждаю.

Крик пламенем полыхнул: такое «ура» грохнуло, что солома с крыш полетела. Все затопали, засвистели на радостях. Схватили меня за руки, за ноги и давай качать!

Дядька влез на камень и кричит:

- Кто выиграл, пусть ставит! Кто проиграл, пусть, тоже ставит - будет знать, как в своего не верить!

Вечером понатащили отцу водки, колбасы, разных лакомств: начался такой пир, какого давно в станице не было.

Дядька, что ни час, произносил речь о пользе науки.

Землемер обещал мне высокую поддержку в окружном правлении, а отец, сильно захмелевший, на рассвете совсем разбушевался: «Где доблесть, где удаль казачья?» А потом схватил шашку и лучшему барану, без всякой нужды, только хвастовства ради, единым ударом отсек великолепную голову.