Игорь Акимов - Дот

Так что же произошло?

Отчего у целого — у Красной Армии — была одна природа, а у осколков — у этих красноармейцев — она оказалась иной?

Что на это сказал бы Ван Ваныч?

Он бы сказал: смотри и думай.

А я бы ему ответил: смотрю и вижу, а в голову не приходит ничего.

Значит, у тебя мало информации, сказал бы Ван Ваныч.

Тимофей осторожно повернулся к соседу:

— Эти — твои?

Красноармеец — крепкий парень с круглой головой и грубо слепленным лицом — кивнул.

— Нужно отвечать «так точно», — сказал Тимофей.

Красноармеец взглянул удивленно. Тимофей был готов к любому варианту: и к агрессивному «а не пошел бы ты…», и к молчаливому отторжению: пожал плечами — и отвернулся; но красноармеец предпочел примирительный тон:

— Виноват, товарищ сержант. Так точно.

— Как же так случилось?..

— Обыкновенно, товарищ сержант. И винить-то особо некого. Ведь никто не ждал — и вдруг оказались в такой безнадеге…

Их подняли на рассвете — обычная тревога, уж сколько было таких: вырвут из постели — и сходу марш-бросок с полной выкладкой на полста километров, да все по горам и колдобинам лесных дорог. Сколько уж так бывало, но в этот раз слух прошел: война. Действительно, стрельба вдалеке, «юнкерсы» проурчали стороной в направлении города. Только мало ли что бывает, сразу ведь в такое поверить непросто. Может — провокация…

Они не протопали и трех километров, как их окружили танки. Настоящего боя не получилось: их части ПТО шли во втором эшелоне, да еще и замешкались, похоже. Роты бросились в кюветы, но танки стали бить вдоль дороги из пулеметов и осколочными. Уже через минуту половины батальона не стало.

Все вместе они не успели убить ни одного врага…

Их унизили столь внезапным и легким поражением. Сейчас в их сознании за каждым конвоиром стояла вся гитлеровская армия. Каждый немец был силен, ловок и неуязвим. Каждый мог поднять винтовку — и убить любого из них, просто так убить, из прихоти, только потому, что может это сделать…

Рядом возник Залогин.

— Живы, товарищ комод?

— Живой… — Вот чего Тимофей не ждал: от появления этого парнишки у него сразу полегчало на душе. — Ты где пропадал?

— В бригаду подрядился. Окна забивали.

— Ты везде успеваешь…

— А как же иначе, товарищ комод? Ищу свой шанс.

— И нашел?

— Это уж вам решать.

— Не понял…

— Я так забивал гвозди — с одной стороны нормально, а с другой — наискосок, только чтоб доска не сорвалась. Чуть толкнешь — и путь свободен. И никакого шума — ведь доска не упадет…

Тимофей взглянул на далекую амбразуру окна.

— Не смогу… Сейчас, Залогин, я даже встать не смогу…

— Не проблема. Я сговорюсь с ребятами. Одни вас подсадят — и перевалят через подоконник, другие — примут на той стороне…

— Ты вот что скажи… они пить дают?

— Поначалу разрешили. Один парень с ведром ходил; тут рядом и колодец, и скважина. Я успел влить в вас две пригоршни. — Залогин сложил ладони ковшиком и показал Тимофею. — А потом этот парень вдруг дал деру. Видать, заметил, что немцы на него перестали обращать внимание — и рванул к овражку. Они открыли пальбу. Наверное, не подстрелили, потому что разозлились. Сказали, что до утра воды не будет.

— Худо. — Тимофей провел сухим языком по лопнувшим губам. Они были как чужие.

— Выбора у нас нет, — сказал Залогин. — Надо бежать. Именно этой ночью. Пока здесь все на живую нитку, пока у них никто ни за что персонально не отвечает. Пока у них все спустя рукава…

— Мне бы пару дней отлежаться…

— Завтра будет поздно, товарищ комод… Может — и не совсем поздно, но куда сложней. Ведь это немцы. Завтра они начнут устанавливать свой ordnung, и тогда побег станет куда проблематичней…

— А может — перед тем, как линять, — поперву подумаешь? — Голос был жесткий, с подспудной злобой. Его обладатель сидел в проходе совсем близко — в метрах двух, не больше. В сгущавшихся сумерках был виден только темный профиль. — Ты, пацан, своей инициативой на всех беду накличешь…

Ничего особенного не сказал, но у Залогина словно глаза открылись. Только теперь он вдруг осознал, что каждый из сидящих в сгущающемся мраке людей оценивает положение, в котором они находятся, по-своему, и что некоторые из этих оценок не имеют ничего общего с его, залогинской. Ведь может быть, кто-то из них — уже потенциальный враг. Прежде он был скрытным врагом, а теперь решил, что пришло его время — и вылупливается…

Еще минуту назад Залогин был среди своих. Все были свои. С одной судьбой. И побег Залогин представлял не только для себя с комодом. Бежать должна была группа, хотя бы потому, что комода нужно нести. Он не сомневался: сколько надо в помощь — столько и наберет. Ведь все они — товарищи по оружию!.. А за первой группой, глядишь, потянулись бы и остальные. Тогда открылась бы совсем иная перспектива. Не бежать — а перебить охрану. И уже с винтовками…