Бруно Апиц - В волчьей пасти

Рейнебот откинулся вместе со стулом и, вытянув руки, уперся ими в край стола.

— Это самое говорил и я себе.

Он выдержал небольшую паузу, многозначительно вертя записку. Цвейлинг сделал слабую попытку оправдаться.

— Не думаешь же ты, что я…

— Я ничего не думаю, — перебил его Рейнебот. — Это дело заковыристое: Любопытны кое-какие мелочи. Например, с этой запиской…

Рейнебот небрежно бросил бумажку Цвейлингу. Тот, рассматривая ее, пытался изобразить удивление, но Рейнебот ясно видел его игру. В нем крепла уверенность в своем предположении.

— Эту записку не писал никто из твоей команды.

Цвейлингу становилось все более не по себе.

— Откуда ты знаешь? — рискнул он спросить.

Рейнебот с улыбкой сообщника взял записку, сложил ее и спрятал в карман, изводя Цвейлинга обстоятельностью своих манипуляций. Цвейлинг не обладал способностью ловким возражением парировать удар, и поэтому минута безмолвия превратилась одновременно в допрос и признание.

Рейнебот знал теперь достаточно. Наслаждаясь достигнутым, он снова откинулся со стулом, сунул большой палец за борт кителя и побарабанил остальными.

— М-да, дорогой мой…

Лицо Цвейлинга стало серым, как пепел. Подобно утопающему, он пытался удержаться на поверхности.

— Кто докажет, что это я…

Рейнебот быстро нагнулся вперед.

— Как ты докажешь, что это не ты?..

Они пронизали друг друга взглядом. И сейчас же лицо Рейнебота опять стало любезным.

— Я убежден, что ты тут совершенно ни при чем. — Это было чистейшее лицемерие, и Цвейлинг так и должен был его понять. — Пока подробности знаем только мы с Клуттигом. — Он угрожающе улыбнулся и поднял палец. — Пока! Можно было бы сказать и так: гауптшарфюрер Цвейлинг впутался в историю с еврейским ублюдком, чтобы напасть на след подпольной организации… Да, можно было бы даже сказать, что гауптшарфюрер Цвейлинг действовал по тайному поручению… — Рейнебот почесал подбородок. — Все это можно было бы сказать…

Тут Цвейлинг вновь обрел дар речи.

— Однако… я ведь никого из них не знаю.

Рейнебот мгновенно устремил на него указательный палец.

— Видишь ли, вот это-то мне еще и не ясно. Я, дорогой мой, честен и говорю тебе прямо.

Цвейлинг хотел пуститься в уверения, но Рейнебот резко остановил его.

— Не болтай вздора, Цвейлинг! На карту поставлена твоя голова! И время истекает. Не втирай мне очки!

Цвейлинг почувствовал себя совершенно беспомощным.

— Как же я могу…

Рейнебот поднялся. Скользкий угорь исчез. Холодно и грозно заговорил он с Цвейлингом:

— Как ты это сделаешь — твое дело. Ты заигрывал с коммунистами, и глубоко ли ты увяз — твое дело. Как ты вытянешь голову из петли — твое дело. Все это твое дело, ясно? Мы хотим знать одно: кто стоит за кулисами. Кого ты знаешь?

Глаза Цвейлинга забегали.

— Я знаю Гефеля и Кропинского.

— Кого еще?

— Знаю Пиппига.

— Пиппига, хорошо. Кого еще?

Цвейлинг растерянно поднял плечи и сказал наудачу:

— Я знаю Кремера.

— Кремера ты тоже знаешь? Замечательно! — издевался Рейнебот. — К сожалению, всех этих знаем и мы, нам нужны другие имена.

— Какие другие?

Рейнебот стукнул кулаком по столу, но сейчас же овладел собой. Он поднялся, оправил на себе китель и с любезной улыбкой произнес:

— Срок короткий. Надо понатужиться, дорогой мой…

Совершенно обессиленный, пришел Цвейлинг домой.

— Готгольд, ты знаешь, они хотят тебя взять за горло, — встретила его Гортензия.

Цвейлинг в изнеможении упал на стул и расстегнул ворот кителя.

— Я должен подать им тайную организацию.

— Так подай! — напустилась на него Гортензия.

— Да я никого не знаю!

Гортензия скрестила на груди руки.

— Все это свалилось на тебя из-за проклятого ублюдка! Жаль, что ты его не убил!

Цвейлинг в отчаянии развел руками.

— Ну кого же я назову?

— Мне-то откуда знать! Это ты знаешь негодяев, что сидят в лагере, а не я! — сердито воскликнула Гортензия.

— А если я назову не тех, кого надо?

Гортензия насмешливо фыркнула.

— Какое нам дело? Тебе надо спасать свою шкуру!

Цвейлинг потер шею.

Ночь он провел без сна, размышляя о своих бедах. Рядом с ним посапывала жена. Но и она то и дело беспокойно ворочалась в постели.

Неожиданно в команде вещевой камеры появился новичок, присланный якобы для замены двух арестованных. Обстоятельства, при которых этот новичок прибыл в команду, показались Пиппигу, да и многим другим, весьма подозрительными. Ни в одну из важнейших команд лагеря, будь то лазарет или вещевая камера, трудовая статистика или канцелярия, не принимали нового работника, прежде чем его моральные качества и пригодность к работе не были проверены заключенными трудовой статистики и канцелярии, которые ведали составом рабочих команд. В связи с особенностями самоуправления предложения о приеме новичков подавались старостами команд эсэсовскому начальству. Высшее начальство лагеря не интересовалось внутренними взаимоотношениями, лежавшими в основе этих предложений. Ему важно было только, чтобы в лагере все шло «как по маслу». Само оно не имело ни охоты, ни умения руководить сложным аппаратом управления. Эта лень эсэсовских начальников была использована заключенными, чтобы постепенно создать в лагере надежное ядро исполнителей.