Лауренциу Фульга - Звезда доброй надежды

Это сообщение было для всех как гром среди ясного неба. Наступила тяжелая тишина, даже среди группы «штабистов» с Голеску в центре. Как будто вдруг разверзлась земля и пленные увидели нечто страшное и загадочное. Захваченный врасплох неожиданным ударом, Анкуце подумал про себя:

«Чтобы стать антифашистом, мне достаточно было бы узнать такое!»

В следующее мгновение послышался глухой, но все же достаточно четкий, чтобы быть услышанным всеми, голос Голеску:

— Мы тоже пролили кровь за Трансильвании. Не велика беда, если прольют и другие…

Лицо Молдовяну дернулось вверх, будто по нему хлестнули бичом. Он приготовился резко ответить Голеску, по крайней мере за оскорбление этой жертвы он должен был отплатить Голеску, но в тот же момент из глубины помещения появилась чья-то фигура. Человек шел медленно, на его злом лице отпечаталось какое-то странное выражение, никто не представлял себе, что он намерен делать. Человек был молод, в звании не выше лейтенанта, среднего роста, худощав, но суровость черт делала его лицо более пожилым и солидным. Он остановился напротив Голеску, и на некоторое время воцарилась напряженная тишина. Многим показалось даже, что офицер сейчас ударит Голеску, но молодой человек лишь спросил срывающимся голосом:

— Господин полковник! Где это мы пролили кровь за Трансильванию? В Одессе? В Крыму? Или, может быть, на Дону? Ответьте мне!

Голеску не растерялся, а только измерил офицера презрительным взглядом:

— Что тебе нужно от меня?

— Я задал вопрос. Отвечайте!

Голеску процедил, поворачиваясь к нему спиной:

— Ищи ответ в другом месте.

— Постараюсь найти, — тихо ответил молодой офицер.

— Господин Молдовяну только и ждет тебя.

— Вот к нему я и пойду.

— Пополнить их ряды, несчастный!

— Я сделаю это с радостью.

— Уж не думаешь ли ты, что там тебе помогут? Этому ты веришь? — рассмеялся Голеску.

— Почему вы смеетесь, господин полковник? Почему смоетесь? Я знаю, что вы хотите сказать. То, что говорили вашим солдатам на фронте, а именно: что дорога в Трансильванию идет через Россию. Нет, господин полковник! — решительно закончил офицер. — Довожу до вашего сведения — прямо через Карпаты, вот где проходит эта дорога…

Потом молодой офицер повернулся к остальным. Он был бледен, глаза его горели, а нижняя губа тряслась, будто он вот-вот расплачется.

— Господа офицеры! Товарищи! — воскликнул он. — Скажите и вы! Разве не так? Кто из нас прав?..

Отзвук этой дискуссии, которая затянулась допоздна, до сих пор стоял в ушах Молдовяну. Он сидел в парке на той самой скамье, на которой в ночь под Новый год сидел с Иоаной. Рядом с ним сидели Корбу и Иоаким, которых Корбу позвал специально, чтобы они послушали, что произошло во время политинформации.

— Я будто опьянел, братцы, — рассказывал Молдовяну, откидываясь на спинку скамейки. — Мы отвоевали еще одного человека… Здорово, не так ли? Зайня, кажется, его зовут? Надо будет с ним поговорить…

И снова Молдовяну почувствовал на себе пристальный взгляд Корбу.

— Ты хочешь что-нибудь сказать, Корбу? — спросил он.

Тот испытывал страшное искушение ответить: «Если бы ты знал, что Иоаким, доктор Анкуце и я любим твою жену! И все время только и думаем о ней! Или, может быть, в этой нашей любви к Иоане отражается наша скрытая приверженность делу, которому ты служишь на земле?»

Но ответил он совсем другое:

— По правде говоря, я хочу спросить: почему ты не даешь покоя нашим душам, господин комиссар: и нашим, и Голеску, и всех остальных?

Молдовяну раскатисто рассмеялся:

— Потому что иначе ваши души будут все равно что мертвые, господин Корбу! Можешь передать это и Голеску… Спокойной ночи!

Впрочем, уже давно пора было расходиться. Дежурный офицер, который как раз закончил вечернюю поверку по помещениям, предупредил Молдовяну, что время запирать ворота лагеря.

Тома Молдовяну шел между стройными березами и в который раз спрашивал себя:

— Неужели такое возможно? Неужели это на самом деле сын Павела?

Он вспомнил, как Марин Влайку говорил ему однажды, что в жизни случаются самые невероятные вещи. Следуя своим неисповедимым законам, жизнь вдруг сводит тебя с людьми, с которыми ты никогда уже не думал встретиться. Приводя в движение массы людей со всех концов, война устраивает самые неожиданные сюрпризы.

— В прошлом году я был в Оранках, — рассказывал ему Марин. — Закончил дела, ради которых приехал, и собирался в обратный путь, когда мне сообщили, что один офицер в госпитале во что бы то ни стало хочет меня видеть. Я отложил отъезд на час и отправился в госпиталь. Там меня провели к умирающему человеку. «Ты меня не узнаешь, господин Влайку?» — спросил он меня. Я ломал голову, но не мог догадаться, кто передо мной. Друг, враг? «Нет, не узнаю, — ответил я. — Может, если скажешь, как тебя зовут, я вспомню». Он был похож на скелет, дизентерия сделала свое дело еще на фронте, и доктора в Оранках уже ничем не могли помочь. И по голосу я не мог узнать его, так как он едва выговаривал слова. Тогда он мне сказал: «Бог меня покарал, господин Влайку, за все, что я творил в своей жизни. Я — полковник Худриште. Теперь ты вспомнил меня?»