— Может, это для них лишь способ забыть, что они в плену, — снисходительно сказал генерал. — Ведь сам подумай, нелегко переносить плен.
— Господин генерал, их способ называется иначе.
— Фанатизм?
— Да! Их я хорошо знаю. В отношениях между собой они продолжают вести себя по-военному, как на фронте. И здесь они живут по уставу, хотя порой это просто смешно. Они слепо подчиняются своим так называемым «героям». Фон Риде, например, обожествляет их. Они ежедневно внушают себе надежду, что в один прекрасный день фронт подойдет к воротам лагеря и они смогут снова взяться за оружие.
— Этому невозможно поверить!
— И все же это так! Достаточно Риде бросить лозунг, как он становится программой действия для всех его приспешников.
— Вопреки всякой очевидности?
— Наш Голеску тоже не принимает в расчет очевидность, когда насаждает те же иллюзии среди румын.
— Но ему противостоят антифашисты.
— И среди немцев их немало, господин генерал.
— Вот это новость для меня!
— Далеко не все немцы обожают Гитлера.
— Тогда и Риде тоже?
— Само собой разумеется. Тем более что фон Риде сам себя объявил здесь фюрером. До прибытия в лагерь фон Риде немецкие антифашисты жили и работали в нормальных условиях. Люди общались между собой, ссорились и мирились. Прибыв сюда, фон Риде приказал подвергнуть антифашистов остракизму, изолировать и осудить их. Отсюда и открытая враждебность не на жизнь, а на смерть между противостоящими сторонами. Думаете, наш Голеску менее интересный экземпляр, чем фон Риде?
Генерал внимательно посмотрел в лицо собеседнику:
— Дорогой Паладе, или я ошибаюсь, или твои мысли очень близки к тому, что комиссар называет антифашизмом.
По лицу лейтенанта промелькнула еле заметная улыбка.
— Как и ваши мысли, господин генерал!
— Не знаю! Я ничего не знаю. Политика никогда мне не нравилась… — И чтобы избежать других вопросов на тему, которую сам затронул, он воспользовался появлением другой группы немецких военнопленных.
— Это не фон Риде?
Действительно, в центре группы находился полковник Вальтер фон Риде, один из знаменитых немецких летчиков, которые воевали в те годы на Восточном фронте.
Полковник Риде стоял в летной форме, в которой был сбит. Черный шлем, закрывавший щеки до самых уголков рта, еще больше подчеркивал жестокость серых глаз и тонких губ. Весь его облик оставлял впечатление, что он постоянно выискивает невидимую жертву. Короткая меховая куртка зеленоватого цвета, стянутая толстыми шнурками на бедрах, была украшена на уровне верхних пуговиц «дубовыми листьями».
Он ничем особенно не выделялся из среды своих товарищей, но его форма, слава о полетах над русской территорией создали ему авторитет сверхчеловека. Самые горячие поклонники Риде дошли до того, что образовали нечто вроде личной охраны и сопровождали его всякий раз, когда он выходил на прогулку. Это закрепляло его славу в лагере, а им давало повод упиваться словами своего кумира.
И фон Риде говорил, будто в состоянии экстаза, не глядя ни на кого конкретно:
— Фон Паулюс выстоит! Сталинград — это наш передовой рубеж на востоке, и фон Паулюс не отдаст его ни за что на свете. Я был сбит спустя час после того, как мы с ним обсуждали решения, которые должны спасти его армию. Я лично должен был доставить фюреру все данные, необходимые для организации комбинированного наступления из окружения и вне его. Бои тогда шли за тракторный завод, и русские при мне обратились к нему с четвертым предложением о капитуляции. Само собой разумеется, он отверг и его. Фельдмаршал фон Паулюс заверил меня, что они скорее умрут все до последнего человека, чем согласятся на позор… — Он замолчал и внимательно посмотрел на окружающих, будто желая загипнотизировать их. — Так почему же мы должны терять веру в звезду Германии? — заключил он. — Почему, я вас спрашиваю?
Кто-то осмелился нарушить глубокое напряженное молчание, установившееся после его слов.
— Последнее советское коммюнике заявляет, что тракторный завод…
Но не успел говоривший закончить фразу, как слова застыли у него на губах под свирепым взглядом фон Риде.
— Лгут! Не оставлен! Фон Паулюс удерживает тракторный завод в своих руках. Он удерживает весь Сталинград. Слышали? А вы, господин обер-лейтенант, должны бы больше верить немецким генералам, чем русским бумажонкам… Марш!
Человек отделился от группы и пошел, согнувшись, в сторону, чтобы затеряться в толпе. Группа застыла на месте, и тогда кто-то другой глухо, сквозь зубы, проговорил:
Читать дальше