Иван Кошкин - В августе 41-го. Когда горела броня

Майор Шелепин вылез из танка, снял танкошлем и подставил лицо прохладному августовскому ветру, мокрая от пота гимнастерка противно липла к телу. Это было не похоже на Халхин-Гол. Это, черт возьми, было совсем не похоже на Халхин-Гол. Там тоже горели танки, там, прикрытый всего лишь пятнадцатимиллиметровой броней, он рисковал жизнью сильнее, чем здесь, за стальной плитой в семь с половиной сантиметров. И все же в Монголии было легче, может быть потому, что вокруг на сотни километров лежала чужая степь, гусеницы месили чужой песок и не смотрели в душу выбитые окна выгоревших русских изб. На сборный пункт рота Бурцева шла через Воробьево, которое пятичасовой бой превратил в развалины. Казалось, в поселке не осталось ни одного целого дома, дым пожаров ел глаза, на улицах валялись трупы. Красноармейцы уже собирали тела погибших товарищей, мертвых немцев пока просто оттаскивали к обочинам. Не все жители покинули село, и сейчас, выбравшись из погребов и подвалов, они потерянно смотрели на все это разорение, кто-то пытался тушить горящие дома, кто-то вытаскивал на улицу нехитрый скарб.

Шелепин тряхнул головой — сейчас нужно было думать не об этом. Он снова пересчитал стоявшие среди деревьев танки, словно в предыдущие разы мог что-то упустить. Его КВ, шесть, считая комиссарскую, «тридцатьчетверок», пять Т-26… Утром в батальоне была двадцать одна машина, если так пойдет дальше, их хватит еще на два-три дня боев. Впрочем, если сегодня не подвезут топливо, то о боях можно забыть: в средних танках солярки оставалось едва на двадцать километров хода, легкие вообще доползли до опушки на последних каплях бензина. «Тридцатьчетверки» израсходовали до половины боекомплекта — из-за отсутствия боевого опыта молодые танкисты сажали снаряды туда, где за глаза хватило бы огня пулеметов. Остались, в основном, бронебойные — для них сегодня просто не было целей. На большинстве радийных танков от тряски и ударов снарядов в броню вышли из строя радиостанции… Невеселые думы комбата прервал рев дизеля — танк, неловко замерший на раздавленном немецком грузовике, дернулся, затем сполз с груды металлолома, развернулся и встал с работающим двигателем, завыл электромотор, и башня описала полный круг. Из башни вылез Петров, спрыгнул на землю и подошел к Шелепину.

— Машина Пахомова исправна, товарищ майор, — устало доложил комроты-1. — Хоть сейчас в бой. Не знаю уж, чем их так…

— Пробоины есть? — спросил комбат.

— Две. Одна в башне, одна в десяти сантиметрах от люка водителя. — Странные дырки, палец не просунешь, края как будто оплавлены.

— Хочешь знать, что их убило? — Шелепин с кряхтением отлепился от брони. — Пойдем.

Они подошли к расплющенной немецкой противотанковой пушке, погнутый ствол орудия заканчивался необычным, похожим на минометный, боеприпасом.

— Надкалиберная кумулятивная граната, — указал на странный снаряд майор. — Мы там захватили противотанковый взвод в полном составе, они позицию менять вздумали, через лес было дернулись, а тут мы на дороге. Взяли пленных, допросили… Немцы говорили, что больше чем на сто метров этим стрелять смысла нет — все равно промажешь. Но на этой дистанции восемьдесят миллиметров прожигает, да еще взрывную волну внутри дает. Вот на такое Пахомов и наскочил. Та-а-ак, а вот Евграфыч едет, что-то он нам скажет…

По полю, раскачиваясь на кочках, летел трофейный мотоцикл с коляской. За рулем сидел высокий нескладный человек в когда-то синем, а теперь неопределенного цвета танкистском комбинезоне и неимоверно засаленной пилотке. Подкатив к обочине, командир ремонтного взвода, не слезая с мотоцикла, свернул трясущимися руками самокрутку и закурил. Затем неловко перекинул ногу через седло и, шаркая сапогами, подошел к командирам.

— Ну, Семен, что там у Иванова? — спросил Шелепин.

Техник-лейтенант ответил не сразу. Выпустив струю синего махорочного дыма, он некоторое время смотрел на танк Пахомова.

— Каша там, Давыдыч, — наконец ответил командир ремонтников, на правах старого друга позволявший себе некоторую фамильярность в разговоре с комбатом. — Одна «тридцатьчетверка» взорвалась… — Он выпустил еще один клуб дыма. — Не знаю уж, от чего, видимо, откол брони, бак пробило, а там пары солярки… Взорвался, короче, и выгорел. Экипаж — на куски. У машины Иванова разбит ленивец, но парень молодец, в другой танк пересел, хоть его и контузило здорово. Эту коробку мы вам за ночь наладим. Один Т-26 выгорел… Со всеми, кто в нем был. А вот со вторым…