Иван Кошкин - Илья Муромец.

"Сказка о золотом петушке".

А С. Пушкин.

Илья проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Яркие лучи били сквозь решетку прямо в лицо, и борода от жара понемногу сворачивалась колечками. Он медленно сел, опираясь на узкий топчан из половины векового дуба, и мутными глазами уставился на разбитые кувшины, судя по запаху, из-под греческого вина. Голова не то чтобы болела, но ощущалась как-то не на месте. Богатырь со стоном спустил босые ноги на кирпичат пол. Во рту было гадко, как в печенежском становище после молодецкого дружинного погрома. Начинался тысяча триста двадцать шестой день его заточения.

Илья неловко встал, покачнулся, наступил на осколок кувшина. Бритвенно острый осколок зеленого неясного стекла с жалобным писком сломался об ороговевшую богатырскую пятку. Муромец крякнул, поднял ногу и осмотрел стопу. Стопа выглядела основательно и надежно, словно заверяла: «Не бойсь, хозяин, наступай спокойно. Хоть на стекло, хоть на ежа, хоть на гада подколодного, не подведу». Он еще раз обвел погреб мутным взглядом. Пол был завален черепками и осколками, на сундуке, в котором хранились книги, что притаскивал ему Бурко, валялась нижняя женская рубаха. Верхняя рубаха после недолгого осмотра обнаружилась на топчане. Илья стал прикидывать, куда делась хозяйка одежды и как она шла по Киеву нагишом. Затем он попытался припомнить, кто она была вообще и как оказалась в темнице, но память отказывала. Узник вздохнул, подошел к двери и наклонился к окошку:

— Чурило! Чурило, поди сюда!

В галерее было темно, на зов богатыря никто не отвечал. Илья понемногу начал серчать:

— Чурило! ЧУРИЛО, НЕ БУДИ ВО МНЕ ЛЮТОГО ЗВЕРЯ! ПОДИ СЮДА, СОБАКА КНЯЖЕСКАЯ.

Вдалеке зазвякало, и послышался дрожащий голос:

— Иду, иду, Илюшенька. Иду, Солнце земли Русской.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался здоровый толстый мужик в кольчуге и шлеме. На шлеме, точнехонько над левым глазом, красовалась свежая вмятина, под правым глазом наливался грозовой темнотой свежий синяк Мужик слегка дрожал, старался казаться меньше и избегал глядеть на Илью.

— Ты, Чурило, это, — с виноватой досадой похлопал стражника по плечу Илья, — прибери тут немного. Что-то я вчера малость притомился.

Стражник торопливо закивал и попятился было к двери, но тяжелая богатырская рука по-прежнему лежала у него на плече.

— Слышь, Чурило, — глядя в сторону, пробормотал Муромец. — Под глазом... Это я тебя вчера?

— Нет, Илюшенька, — облегченно замотал головой Чурило. — Это ты по шлему мне вчера, — он указал на вмятину...

Илья облегченно вздохнул.

— Под глазом это ты мне сегодня, когда мы тебя на топчан укладывали.

— Эх ты, — удрученно крякнул богатырь. — Ну, ты не серчай. Сам понимаешь. Я ведь не со зла.

— Да я не серчаю, — жалко улыбнулся стражник.

— Ты давай убирайся покуда, — кивнул Илья. — Я на двор пойду, промнусь немного.

— Илюшенька! — возопил Чурило, падая на колени. — Не ходи! Христом Богом прошу!

— Это почему еще? — изумился богатырь. — Что за беда мне с того будет?

— Тебе не будет, — зарыдал стражник. — Да князь там сейчас. Увидит — опять меня выпороть велит, что недоглядел. И без того за твое вчерашнее изволили в зубы дать.

— За какое такое вчерашнее? — осторожно спросил Илья.

— А ты что, ничего не помнишь? — с ужасом уставился на него Чурило.

— Не-а, — помотал головой витязь. — Что я натворил-то?

— Ты иди, иди, — Чурило поднялся с колен и осторожно, под ручку, начал выпроваживать Илью из поруба. — У меня там, ну знаешь где, рассольчик, поправишься.

— Да что я делал-то? — обернулся подталкиваемый в спину Муромец.

— Ничего, ничего, все хорошо. — Чурило вытолкнул богатыря в коридор и прихлопнул дверь.

Голова болела по-прежнему, и Илья прошел по низкому коридору к каморке стражника. Нашарив за дверью жбан, он вылил рассол в себя и чуть было не грохнул по привычке посуду о стену. Покачав головой, Илья поставил жбан на место и снова вышел в коридор. В порубе возился Чурило, и, судя по чертыханиям, убирать он будет еще долго. Узник поискал глазами на мощеном полу два знакомых вбитых на полвершка камня и с кряхтением встал на четвереньки, поставив на них руки.