Сергей Кольцов - Тихая разведка

— Немедленно отправьте этих солдат-неумех в госпиталь. Установите с обоими контакт. Очень возможно, что от них, этих чокнутых, потянется живая цепочка информации. Подготовьтесь к вечернему рапорту, Крюгер. — Веллер поудобней устроился на жестковатом сидении бронемашины, направляясь в Станичку, в свою резиденцию, но мысль о произошедшем продолжала бередить душу: «Если какими-либо путями Гитлер разнюхает о случае с Вайсом, не сносить мне головы как командующему»…

Но жизнь шла своим чередом, и у него еще оставалась надежда на перемены к лучшему…

…Разведгруппа Черемушкина, все дальше и дальше удалялась от шоссе Станичка — Кобылино. Успех крупнейшей акции окрылял, и если бы не тяжелая, препятствующая движению ноша, то, пожалуй, она была бы уже недалеко от своей цели. Опасаясь сильно наследить, шли развернутым строем, и каждый за собой, насколько хватало смеси махорки с нюхательным табаком, присыпал землю.

С целью сбить, противника с толку, Черемушкин не раз менял азимут, и поэтому добрались до временной базы несколько позднее, чем рассчитывали. Плюхнулись все разом в мягкую, духовитую зелень пологого спуска в балочку, в том месте, где чуть ниже хранилось оставленное поутру имущество разведгруппы. Усталые и голодные до чертиков, но веселые, неунывающие… Золотая, боевая юность…

Командир разведгруппы хорошо понимал, что для восстановления прежней формы пленнику необходима относительная свобода движений, да и к тому же тащить Вайса дальше, как мешок с отрубями, опасное и преступное расточительство сил. И он решил освободить Вайса от пут, учитывая, конечно, печальный опыт с гауптштурмфюрером Зоненнбахом. Окончательно обретя себя, Вайс ко всеобщему удивлению разведчиков разразился беспардонной бранью, какой позавидовал бы лютый матерщинник. Особенно досталось Ковровой: чистил ее бригаденфюрер по-всякому и, как бы смакуя ее растерянность, с иезуитским наслаждением следил за пунцовым лицом штурмфюрера.

Коврова, не спуская с разбушевавшегося Вайса колючего взгляда, приподнялась, держа в руках автомат и резко потянула на себя затвор:

— Ваши поступки, бригаденфюрер, ассоциируются с поведением неизлечимого и нетрезвого неврастеника. Не обессудьте, с удовлетворением раскроила бы очередью ваше тело, но не соображу — в какой пропорции…

Вайс не испугался. Неожиданно для всех разведчиков, подтянув к своей груди ствол автомата Ковровой, с пафосом заявил:

— Для меня, сударыня, как бы вы не пилили мое тело, это лучший выход из личного бесчестья. Но не побегу, как заяц, под выстрел. Если бы свобода движений даровалась раньше — не ручаюсь…

Сержант Мудрый, закрепленный неусыпным стражем за Вайсом, мягкими движениями рук усадил того на прежнее место. На поступок бригаденфюрера Черемушкин не реагировал. Они с сержантом Касаткиным внимательно изучали карту, найденную в портфеле, подобранном в «амфибии» у ног убитого адъютанта Вайса. Впоследствии она принесет немалую пользу штабарму генерала Переверзева. Касаткин, сворачивая карту и передавая командиру, сказал:

— Мне кажется, пора выйти в эфир для связи со штабом армии. Сейчас удобное послеобеденное время. Вечером будет значительно труднее, если, конечно, не будем использовать за оврагом почти готовую посадочную полосу. Опасаюсь, завтра утром туго нам придется. Жаль, если потеряем при этом и Вайса.

— Я думал об этом, Миша. Забираю с собой Коврову, Мудрого и Антонова. Двину в сторону Стрекалина, километра за три от базы. Прошу — будь осторожен!

Касаткин посмотрел смешливыми глазами на Черемушкина:

— Я дома, командир, — и веду лишь наблюдение. Ваша же малочисленная группа в пути. Есть над чем подумать. А внезапность нападения из засады — мерзкая штука. Нам ли об этом забывать?!

Черемушкин вспомнил о старшине Двуреченском, так и не узнав до сих нор о причинах его гибели. И вскоре, крохотная группка разведчиков, выйдя из оврага и короткими перебежками преодолев ближнюю просеку, вполне годную для посадки самолета, растворилась в изжелто-зеленом кружеве леса.

Где-то на границе вечерних сумерков капитан Черемушкин с людьми благополучно вернулся в свое расположение. На немой вопрос Касаткина ответил:

— Отлично. Три минуты эфирного времени. Уже сегодня, в полночь, мы встретим большую коробочку. А завтра… Просто не верится! Будем спать сколько захочется, ходить среди своих, смеяться, если вдруг тебе станет смешно, а главное, Миша, род наш с Наташей продлится на целое поколение, когда родится славный человек… И корень рода моего неистребим…