Матэ Залка - Добердо

Откуда взялись эти спокойные, уверенные слова, эти чертовски округлые фразы? Они пришли откуда-то из нетронутой глубины души, и самое приятное было то, что они ободрили и меня. Но все же я заметил, что, пока говорил, солдаты понемногу отошли от меня, а некоторые совсем отвернулись. В конце речи я встретился глазами с ефрейтором Палом Эгри, который стоял, по привычке высоких людей, слегка сгорбившись, и мрачно смотрел на меня. После моих слов наступила глубокая тишина. Ее нарушил Вираг, стоявший у слухового аппарата:

— Эх, и здорово бурят, уже три минуты подряд.

— Хорошо было бы, господин лейтенант, — заговорил кто-то из третьего ряда, — если бы нас поскорей сменили.

— Будем ли здесь мы или какой-нибудь другой батальон, это все равно, — резко ответил я. — Если опасность налицо, то необходимо ее предотвратить. О смене сейчас не может быть и речи, так как его королевское высочество собирается посетить батальон на месте его героического подвига и лично раздаст награды и назначения.

— Так поскорей бы, господин лейтенант, потому что, когда под тебя подкапываются, ведь дрянное положение получается, — заметил старый гонвед.

— Мы не можем указывать его королевскому высочеству. Он приедет тогда, когда найдет это нужным.

— Только чтобы итальянцы нас прежде не наградили, — неожиданно заговорил Эгри.

— Что такое, Эгри, неужели и вас покинула храбрость?

— Здесь, господин лейтенант, — он указал длинным пальцем в землю, — здесь храбрость бесполезна. Необходимо, господин лейтенант, что-нибудь предпринять, потому что, с тех пор как под нас подкапываются, и рядовые, и мы, унтер-офицеры, уже несколько ночей не спим, все прислушиваемся и просто с ума сходим.

— У меня даже зубы заболели, — с забавным акцентом сказал темнолицый гонвед-цыган.

Солдаты добродушно загоготали, я тоже рассмеялся.

— Вы правы, Пал, — сказал я, — действительно надо что-то предпринять. Поэтому, Гаал, поручаю вам усиленно наблюдать. Прежде всего мы должны точно установить направление работ неприятеля. Я знаю, что это очень трудно, но надо приложить все усилия. Сегодня ночью мы установим наблюдательный пункт, для того чтобы утром можно было выяснить, что сделали итальянцы снаружи. А потом придется их немного потревожить. Для этого у нас вполне достаточно бомб и камней. Итальянцев, друзья, надо тормошить. Мы как-то успокоились и стали слишком добродушны, надо быть более изобретательными и жестокими. Надо учинить им такую штуку, чтобы надолго отбить у них охоту гадить нам. Сегодня же ночью я поговорю на эту тему со штабом батальона.

— Очень просим, господин лейтенант, — заговорили все хором.

— Ну-с, мы друг друга поняли. Никакой паники, спокойно наблюдать и подготовиться, — сказал я и двинулся к выходу.

Когда я вышел из каверны, было одиннадцать часов вечера. Итальянцы беспорядочно и нелепо стреляли под нами. Предположения Гаала верны. Все ясно, и нечего тянуть с этим делом.

В окопах нас, как тень, сопровождал Гаал. Я понял, что он ждет моих приказаний. Я остановился и подождал, пока взводный не подошел близко.

— Ну, Гаал, — сказал я полушутливо, — положение веселенькое, нечего сказать.

— Выступление господина лейтенанта произвело на людей очень благоприятное впечатление, и господин лейтенант прав, что надо действовать, и действовать энергично. Поэтому прошу ваших указаний.

— Как я сказал, Гаал: продолжать наблюдения и подготовиться. Завтра мы слегка побеспокоим итальянцев.

— Слушаю, все будет исполнено. А по линии начальства, господин лейтенант?

— Что вы под этим подразумеваете?

— Я думал о рапорте в штаб батальона и, кроме того, о господине капитане Лантоше.

— Да, это обязательно, обязательно, — сказал я рассеянно, стараясь угадать, чего еще хочет от меня взводный.

— Надо иметь в виду, господин лейтенант, что стрелки очень взволнованы.

— Надо их успокоить, Гаал.

— Самым лучшим успокоением была бы смена, господин лейтенант.

Я пришел в ярость. Так вот в чем дело, вот чего добивается Гаал.

— А вы не думаете о том, что на смену нам придут такие же солдаты, как мы? Что за слепой эгоизм! Как вам не стыдно, Гаал!

Резко повернувшись, я отошел от унтер-офицера, и так как завернул направо, то пошел не по направлению к своей каверне, а вниз по склону горы, в район второй роты. Спуск был крутой, и сердитые рикошеты итальянских пуль визжали над окопами. Меня постоянно останавливали часовые, указывая на опасность, и дружески поругивали, не видя в темноте, кто идет. Я торопился, и Торма сильно отстал от меня. Остановившись перед каверной штаба роты, я услышал его торопливые шаркающие шаги. Парень прерывисто дышал и в темноте наткнулся на меня.