Владислав Шурыгин - Реквием по шестой роте

Взлетаю. Поравнялся с Рухой, и вдруг мой «правак» Боря Шевченко кричит: «ДШК! ДШК!» Это он увидел, как на нас разворачивается духовская «зэушка». А я как на ладони. Сто скорость, сто высота. Идеальная мишень! Инстинктивно разворачиваюсь к нему хвостом, чтобы хоть как-то прикрыться, ручку управления «от борта до борта», и слышу только, как будто кто-то, как кувалдой, по корпусу бьет. Мне до этого было известно выражение «смерть в затылок холодом дохнула», но, думал, так, красивая фраза. Но только в этот момент вдруг такой ледяной холод от загривка к затылку пробежал, словно действительно кто-то морозом дохнул…

Как вырвался — не знаю. На инстинкте. В себя пришел уже на высоте. Осмотрелся. Все вроде в норме. Движки работают, приборы основные тоже. Только гляжу, моего ведомого на месте нет. Я его по радио запрашиваю: «Двадцать шестой! Двадцать шестой!» — Тишина. Один! Меня как током обожгло: «Сбили!» А кругом «вертушки» носятся. Где чья — не разберешь. Одни входят в ущелье, другие возвращаются. Толкотня в воздухе. Я в эфир открытым текстом: «Ищите двадцать шестого!» А сам на точку. Раненых отвозить. А на душе кошки скребут. Сел в Баграме и вдруг смотрю, на стоянку мой родной «двадцать шестой» заруливает. Я к нему, чуть ли не с кулаками, а Наумов только рукой машет. Посмотрел, а на его «восьмерке» места живого нет. Дыры в кулак. Это его так над Рухой изрешетили, когда я проскочил. И сел он тогда фактически на вынужденную. Рация разбита, навигация разбита, двигатель поврежден. Топливо самотеком поступало…

Но только отдышались — команда: сменить вышедшие из строя борта на любые исправные и на взлет, за Грудинкиным. При ударе на его борту, оказывается, несколько десантников выжили. Покалеченные, побитые смогли покинуть борт…

На этот раз проскочили к Рухе по руслу реки. Сначала подсели к месту гибели Садохина. Спецназ к этому моменту уже смог его достать. Занесли его на брезенте. А затем смотрю — еще кого-то в чалме затаскивают. Я в пылу не сразу понял, в чем дело. А потом оказалось, что к месту падения Садохина от Рухи рванула «Тойота» с «духами» — пленных брать. И со всего размаха влетела в спецназовскую засаду. Всю охрану мгновенно перебили, а одного душмана взяли в плен. И он оказался не кем иным, как начальником штаба «духов», да еще со всеми документами…

В этот момент я второй вертолет увидел. На островке посреди реки. Перелетели. Сели рядом. Часть «двухсотых» загрузили. Ждем. Тут ко мне десантник подбегает: мол, пока улетай. Не всех еще «двухсотых» из железа вырубили. А пули кругом просто как пчелы. Слышу, опять по корпусу замолотили. Я «праваку» кричу: «Может быть, развернемся?» — Он ко мне голову повернул: «Чего?» И в ту же секунду пуля, едва не мазнув его по щеке, попадает борттехнику, сидящему между нами, в челюсть. Тот завалился в салон, кровь хлынула. Я ведомому: «Юра! По мне долбят из «зеленки» с другого берега. Погаси!».

А он на высоте метров шестьсот. С такой высоты разлет снарядов сто метров. А от меня до «духов» максимум сто пятьдесят…

Слышу заход, пустил. Про себя считаю «раз, два…» На пятой «зеленка» аж закипела от разрывов. Ювелирно отработал.

Эх, Юра! Все войны прошел, в таких переделках уцелел. А погиб на земле. В Дагестане под Ботлихом сразу после посадки его «восьмерку» сожгли ПТУРом с горы. Знали, что он Квашнина привез, ловили…

…Вернулись в Баграм. Осмотрели «вертушки» — хана! Редуктор пробит, несколько лопаток компрессора первой ступени выбито. В ремонт! Звоню на КП, а мне командуют: «Бери пару баграмских. Она для тебя уже движки прогревает, и давай за оставшимися!».

Опять прошли по руслу. Сели. И вновь десантура не успела всех достать. «Взлетай, — говорят, — мы тебе ракету дадим! Только ты осторожнее по руслу заходи. Тебя там уже второй раз ДШК обстреливает…» Вот обрадовали…

Взлетел. Нахожусь в зоне ожидания. Время идет. Топливо уходит. Наконец ракета! И здесь меня как заколотило! Страх до самого нутра пробил. Ну не хочу я опять в это пекло опускаться. Не хочу!

Сколько это продолжалось — не знаю. Наверное, пару секунд, а казалось — вечность. А потом начал снижение. Тут уже инстинкт включился. Сел. И началась загрузка. В кабину убитых затаскивают, раненых, оружие, боеприпасы, сами спецназовцы лезут. Все вперемешку, навалом. Перегруз дикий. Взлетал — передним колесом по воде чиркал. Набрал высоту. Меня Павлов запрашивает: «Всех собрал?» — Докладываю: «Всех!» — Он опять: «Всех?» — Отвечаю: «Всех!»…