Владислав Шурыгин - Реквием по шестой роте

— Прости меня, брат! Я не виноват в том, что мы бросаем тебя. Я не виноват, но виноватым себя чувствую. Прости!

У железнодорожных платформ было многолюдно и суетно. С бетонной эстакады на платформы, рыча дизельными выхлопами, неуклюже забирались бээмпэшки. Дергались, елозили, вертелись, крутили башнями, выстраиваясь в длинную бронированную «гусеницу».

Найтовали, закрепляли растяжками тросов автомобили, кухни, кунги, прицепы.

Люди работали яро, зло. Матерились. Пыхтели, орали. Желая побыстрее закончить все, уехать отсюда подальше и забыть этот день, эту погрузку, это место, словно жег всех какой-то неосознанный горький стыд, стыд за то, что уходили батальоны из Чечни не маршем победителей, под развернутыми знаменами, «дербаня» на броне резервы сухпаев, обжигая глотки затаренной на дорогу водкой, весело, ухарски, уверенные в себе. А выезжали воровато, торопливо грузясь под мерзким дождем на платформы. Без победы. В угрюмом ожидании очередных провокаций, обстрелов по дороге, мин, взорванных путей.

…За воротами КПП, метрах в двадцати, стоял крашеный зеленый вагончик. Над ним обвис мокрый, бесформенный стяг, в складках которого еле угадывалась хищная морда чеченского герба — волка на зеленом фоне.

…Преподлое, кстати, животное волк — безжалостное, не знающее меры, благородства, вечно голодное…

У вагончика свой шлагбаум. Опершись на него, лузгали семечки, сплевывая в нашу сторону шелуху, двое «чехов» в комуфлированных бушлатах с автоматами за спиной.

— Чехский капэпэ, — пояснил капитан, старший на блокпосту. — Хочешь выехать — проходи у них досмотр и жди потом, пока приедет сопровождение.

— То есть?

— А их комендант, после того как наши колонны по дорогам стали разоружать, грабить, людей захватывать, объявил, что гарантировать их безопасность он не может. И теперь все русские колонны должны перемещаться только под контролем и охраной чеченской стороны.

— И что?

— Что-что? Так теперь и ездят. Впереди «джип» с боевиками и сзади. В окна — свои знамена, стволы. А наши флаги требуют снять — «чтобы не возбуждать излишне местное население». Черт знает что! Русские войска под охраной «чехов» и без знамен. Чтоб, значит, пообиднее было.

— И наши терпят?

— А куда ты денешься: за каждый выстрел с нашей стороны — уголовное дело за срыв мирного процесса. Зато им — хоть бы хрен. Каждую ночь обстрелы.

Капитан зло отшвыривает окурок далеко в сторону «чехов». Те тут же ловят этот жест и вызывающе, надменно выпрямляются. Только капитан этого уже не видит. Презрительно отвернувшись, он не торопясь, вразвалочку идет вдоль дороги к блиндажу.

У разведчиков всегда есть чем накормить гостя, и стопка всегда найдется.

— Мы последними уйдем. — Ротный задумчиво вычищает ножом грязь из-под ногтей. — Когда последняя колонна выйдет, свернемся и вместе с остатками штаба на «вертушках». Если, конечно, дадут.

— Кто?

— «Чехи», кто еще? Они нам давно грозятся кровавую баню на выходе сделать. Только на нас обломятся. Мы им такие поминки устроим — мама не балуйся.

Ротный крепок и как-то по-кошачьи грациозен. В каждом движении — сила, упругость. Он потягивается до хруста в костях.

— Эх, было времечко! Какие мы с Шамановым и Трошевым дела делали. Вот золото мужики. Ничего не боялись. Настоящие генералы! С такими хоть к черту в пекло. Возьмем без потерь и флаг водрузим. Лучшее время было, когда здесь Шаманов, Трошев и Тихомиров командовали. Тогда жили спокойно. А у «чехов» земля под ногами горела. Давили их, как тараканов. Наших бы генералов в Москву, в Генштаб, в министерство, тогда бы не сидели сегодня в этом дерьме по уши. Юрченко, что там со связью?

— Та нема, командир, — откликается откуда-то из угла прапорщик-связист.

— Ну-ну, — безразлично тянет ротный. — Вот ведь анекдот — бригада уходит последней. Полторы тысячи штыков. А полк связи уже две недели как вышел. И все! На всю нашу банду две «радийки» — «шестьдесят шестых» автомобилей радиосвязи. Больше никакой связи — как хочешь, так и выживай.

Похоже, полуобреченное состояние ротного нисколько не печалило. Даже, наоборот, он был рад пообщаться с новым человеком, узнать новости.

— Слушай, ты мне скажи, у Аллегровой, что муж — Крутой?

Ближе к ночи стали готовиться ко сну. Обтерли от сырой патины оружие в пирамиде. Развесили на дужках кроватей «разгрузки» — так, чтобы удобнее в темноте было облачаться. В койки укладывались не раздеваясь. Прошла информация, что ночью ожидается нападение «чехов».