— Кто там? — услышал он окрик фельдфебеля Такано и прыгнул в убежище.
— Ёсимура! — отозвался он громко.
— Как ты? Не ранен?
— Нет.
В убежище было темно, и он ничего не мог разглядеть, но почувствовал, что кое-где, видимо, со стен осыпается земля.
— А другие как, не знаешь? — спросил Такано.
Ёсимура не успел ответить, в углу раздался стон.
— Кто это? — спросил Ёсимура.
— Командир роты, он ранен, — сказал Такано. — Я и Тадзаки в полном порядке.
— Как это тебе удалось вывернуться? — спросит Тадзаки. — Как раз возле вашего навеса несколько мин разорвалось.
— А я отошел по нужде, когда наших накрыло, — сказал Ёсимура. — Очнулся, слышу, вроде Мадзима стонет. Навес напрочь снесло.
— Видно, всех прикончило, — заметил Такано.
Тем временем обстрел приутих. В убежище стоял густой пороховой дым.
— Как там наши часовые? — вслух подумал Такано.
— Они-то целы, — сказал Тадзаки. — Скоро явятся.
— Сюда! — вдруг вскрикнул командир роты, который до сих пор только тихо стонал. — Я умираю, Такано! Я умираю.
Приглядевшись, Ёсимура увидел, что Такано поддерживает поручика Харадзиму.
— Ничего, господин поручик. Все обойдется, крепитесь.
— Прошу вас принять командование ротой. Я… уже… Я… — словно в бреду твердил поручик. Вскоре он затих.
— Куда его? — спросил Ёсимура.
— В живот. У самого входа в убежище, осколком.
Обстрел прекратился. Наступила тишина.
— Ну вот, теперь можно и вылезать.
Тадзаки хотел было выбраться наружу, но Такано остановил его:
— Рано еще! Снова могут обстрелять.
Так часто бывало: те, кто уцелел вначале, погибали от повторного обстрела, — считая, что огонь прекратился, они слишком рано выскакивали из убежища. Все понимали, что огонь был прицельным. Удивляло, когда это противник сумел засечь их позицию.
— Нам нужно быть осторожнее теперь, когда появились солдаты противника на местной дороге, — заметил Такано.
Они еще минут десять просидели в убежище, но противник, видимо, не собирался возобновлять обстрел. Тадзаки выскочил первым — посмотреть, что с солдатами, и тут же вернулся.
— Всех прикончило, — сказал он.
Им предстояло втроем вытащить из убежища командира роты. Поддерживая поручика спереди и сзади, они с трудом вылезли из узкого лаза и положили тело на землю. Тадзаки выпрямился и вскрикнул от неожиданности: к ним с автоматами наперевес приближалось семь или восемь вражеских солдат. Они что-то кричали — вероятно, приказывали не двигаться. Между ними было не более десяти метров. Троим японцам ничего другого не оставалось, как ждать. Они знали, что в обойме каждого автомата по шестнадцать патронов. Кроме того, их совершенно обескуражило то, что здесь, на позиции, которая до сих пор даже не подвергалась регулярному обстрелу, вдруг появились австралийские солдаты. Зеленые рубашки и штаны, давно знакомые японцам, белые гетры, рукава рубашек закатаны выше локтя, зеленые береты слегка заломлены назад…
Первым поднял руки старший унтер-офицер Есимура. Вражеские солдаты приближались, что-то свирепо вопя. Казалось, они вот-вот откроют стрельбу. Такано и Тадзаки тоже медленно подняли руки. Солдаты приблизились, обшарили карманы тонких рубашек и шортов. Их обнаженные выше локтя руки, сплошь покрытые коричневыми курчавящимися волосами, были толще, чем ноги Ёсимуры у бедра. Такано считался в роте высоким, но любой из австралийских солдат глядел на него сверху вниз. От них несло терпким, непривычным запахом пота.
Один из солдат, показав на вход в убежище, сделал знак, который означал: «Давайте остальных». Ёсимура покачал головой.
— Ноу мо!
Солдат, явно удивленный, спросил:
— Ю саби инглиш?
Он говорил на так называемом «пиджин-инглиш» — диалекте, которым пользовались местные жители. Солдат спрашивал, говорит ли он по-английски.
Ёсимура ответил:
— Немного.
Суровое лицо солдата смягчилось, и он что-то быстро сказал своим товарищам.
Тем временем остальные осмотрели остатки навеса и, заметив мечи у поручика Харадзимы и фельдфебеля Такано, о чем-то громко заговорили. В качестве трофеев они забрали у пленных только пистолеты и сумки, почему-то оставив винтовки и гранаты.
Затем человек десять солдат, приставив к спинам пленников дула автоматов, повели их к «местной дороге». Ёсимура все время лихорадочно думал: что, если Такано и Тадзаки бросятся наутек? Но те и не думали бежать, они молча шли вперед. С того момента, как их схватили, ни один из них не проронил ни слова.
Читать дальше