Растрогал старик Ковшова готовностью к самопожертвованию и поддержал тем, что одобрил мысль о больнице Красного Креста.
* * *
В этот день и раненые в палатах чувствовали себя бодрее. После скудного хлебного пайка сегодняшний казался праздничным.
По всем статьям хорош был этот день!
После обеда, завывая мотором на крутом подъеме, к воротам больницы подошла машина. Первая мысль у врачей: немцы. Из окон, из дверей выглянули встревоженные люди. Выглянули — и обрадовались. Из кабины полуторатонки, не спеша, вылез начальник эвакопункта Проценко, из кузова бодро и молодо спрыгнул на асфальт комиссар Бабкин.
Как им обрадовались! Еще бы: раз они здесь — значит, есть надежда на эвакуацию. Из палаты в палату летела весть о приезде начальства. Загудели палаты радостным гулом. В одной доморощенный остряк сказал:
— Наверное, узнали, что нам сегодня хлеба порядочный кусок дали, вот и явились.
На остряка набросились все. Возмутились не тем, что шутка неудачная, а тем, что человек мог плохо думать о людях, которые из безопасного Затеречья приехали к ним сюда. Кто-то уже шарил костыль возле койки, кто-то искал туфлю, чтобы запустить в шутника, но вошедшая сестра успокоила страсти.
На кухне для гостей срочно готовился обед. Никто поварам и намека еще не дал, а на плите шкварчало, булькало, потрескивало. Врачи, перебивая друг друга, сбивчиво рассказали о сделанном: радость рвалась из сердца. И нельзя остановить было этот разговор, хотя Проценко и посматривал на часы.
У машины солдаты охраны отряхивали пыль с обмундирования, протирали пулемет, установленный в кузове.
Наконец кольцо стало менее плотным. Руководители эвакопункта выбрались из него и прошли с Ковшовым в кабинет.
— Доклада не надо. Все ясно. Вы проделали большую и благородную работу, — прочувственно говорил Проценко. — Задерживаться мы не будем. Засветло вернемся к себе. Командование обеспокоено судьбой раненых. Мы убедились, что горная дорога свободна и не так уж плоха. Наш приезд, если хотите — разведка. Эвакуировать больных можно. Завтра пришлем колонну автомашин. Готовьте раненых к перевозке. Вопросы есть, Петр Федорович?
— Если так, то вопросов не имею! Раненые к перевозке готовы!
Чеботарев, скупой на выражение чувств, тоже сиял. Он то и дело раскуривал свою трубку.
— С автотранспортом и у вас, очевидно, тяжело, — сказал он. — Лучше всего организовать вывоз раненых в два этапа. Сперва на перевал, а потом в ваш город. При этом потребуется меньше машин, ускорится вывозка. При теперешней погоде больные могут побыть сутки-двое и на воздухе.
— Очень дельная мысль, Михаил Ефремович, очень! — Проценко пожал Чеботареву руку.
Пообедав, гости уехали. И не было, наверное, в госпитале ни одного окна, выходящего во двор, из которого не махали бы им руки людей в белых халатах или госпитальных пижамах.
Давно улеглась за машиной пыль, давно уже заглохли звуки ее мотора, а у окон все еще стояли люди, глядели вслед.
Всю ночь, несмотря на уговоры и сердитые окрики дежурных, не затихало в палатах. С утра в больнице установилась настороженная тишина. И на человека, который громко сказал или кашлянул, сразу смотрели с таким укором, что он и без слов понимал свою вину: все вслушивались, чтобы не пропустить момент, когда появится автоколонна.
Время шло, а на улицах было тихо, как и все последние дни.
Кто-то высказал мысль, что вероятнее всего ночью придут, чтобы не показываться воздушной разведке противника. И тотчас все поверили: разумеется, ночью, и только ночью придут машины.
Темнота сгущалась, ожидание становилось все более нетерпеливым, но машины не подходили…
На следующее утро о руководителях эвакопункта уже мало кто говорил с уважением.
— Думаешь, сами приехали? Начальство пригнало, вот и решились. И пулеметик прихватили.
— И неизвестно, что еще доложат после возвращения.
— Могут заявить, что нас и нет совсем.
— Так машин могло не оказаться, — пытался кто-то оправдать руководителей эвакопункта.
— Как это могло не оказаться? Ведь знали, что говорили, не спьяна болтнули, — набросились на защитника.
А вскоре выяснилось, что Проценко и Бабкину не удалось достать машин для эвакуации раненых.
Днем приехал на линейке пожилой мужчина. Видно, не малый путь отбили кони своими копытами, если мокры от пота. Мужчина с прокаленным на солнце лицом, пощипывая пегие усы, спросил в проходной, как найти главного врача, и неторопливо прошел в канцелярию. Скоро туда потребовали Утробина.
Читать дальше