Максим Северин - Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта

За каждый прыжок платили. За первый, помню, получали 3 рубля 80 копеек или 3.50. По мере увеличения количества твоих прыжков росла и плата за них: тем, у кого их было больше тысячи, платили уже 25 рублей за каждый.

Было много солдат других национальностей, казахов например, но они, видимо по какому-то негласному указанию, в основном не прыгали, а служили на кухне, писарями.

— Как для вас начинался Афганистан?

— За две недели до начала всей кутерьмы, числа 11-го декабря, нас подняли по тревоге. Подняли полностью всю дивизию, поездом со всей техникой нас перебросили в Витебск, затем машинами к Витебскому аэродрому, в лесу возле которого мы простояли две недели. На наши вопросы о том, куда нас перебрасывают, комбат отвечал, что он и сам этого не знает — все было засекречено. Спустя две недели, числа 25-го декабря, мы начали грузиться в самолеты, наш полк грузился в Витебске, а «Полтинник» — на аэродроме Сеча под Брянском. Нашу одну дивизию перебрасывала почти вся транспортная авиация СССР — два дня огромное количество самолетов шло непрерывным потоком. Мы летели на Ил-76, 350-й полк — в основном на Ан-22.

Еще перед загрузкой каждый получил боекомплект — по здоровому подсумку, в котором было 1040 патронов, по несколько гранат. Тогда мы поняли, что летим на какое-то серьезное задание, а на дозаправке в Балхаше нас построил командир полка, который сказал, что мы летим в Афганистан, и поставил боевую задачу. Был задан и вопрос: «Кто не хочет — шаг вперед», но никто не вышел. Два часа мы перекантовались в сараях у аэродрома, пообедали, загрузились и полетели дальше. Наш полк и «Полтинник» выгружались из самолетов в Баграме, на построенном еще американцами аэродроме, в то время как остальные части — в Кабуле. Высаживались ночью, на выгрузку до полного освобождения борта было отведено время в 10 минут. Летчики тогда говорили нам, что если мы не успеем, то они взлетают с техникой, потому что график приземления был сплошным, надо было освобождать полосу, на посадку уже заходил следующий самолет.

Аэродром Баграм был сложным — его окружали горы высотой более двух километров, летчики вынуждены были заходить на посадку по спирали. Вообще, он был приспособлен только для дневной посадки, и летчикам приходилось очень трудно. Мы выгрузились и отъехали в поле и тут услышали взрыв и увидели столб пламени рядом с аэродромом, а утром узнали, что это разбился наш транспортный самолет с ротой десантников 350-го полка на борту. Этот случай потом нигде не афишировался. Мы отогнали в сторону технику, выставили боевое охранение. Расположились около афганской зенитной батареи, наутро мы увидели, что одна из зениток батареи переделана в импровизированную виселицу, на которой, чтобы подразнить нас, болталось чучело, напоминавшее парашютиста. Вообще, безопасность нашего приземления обеспечивал прибывший раньше нас 345-й отдельный парашютно-десантный полк.

Дня три наш полк простоял у аэродрома, а потом была команда о марш-броске со всей техникой на Кабул. Когда началось наше движение, все еще стоявшие на позициях афганские зенитчики попытались по кому-то выстрелить, после чего 345-й ОПДП полностью ликвидировал эту батарею и расположенные в округе афганские «секреты»: с такой массой техники, как у нас, не поспоришь, сопротивление было недолгим. В Кабул вошли под утро, еще до рассвета. Двое суток наш батальон простоял колонной на обочине дороги в самом Кабуле. Потом наш полк разместили в двухэтажных деревянных казармах английской постройки, в которых до нас также располагались десантные части, только афганские. А рядом стояла крепость Балахисар, погреба которой были полностью забиты старыми боеприпасами, можно сказать, что мы сидели на пороховой бочке — если бы все это взорвалось, то не стало бы не только нашего полка, но и снесло бы еще половину города. «Полтинник», в отличие от нашего полка, был разбросан по нескольким местам дислокации. Нам еще повезло, что разместили нас не в палатках, в которых было 45 градусов в тени. Жара стояла жуткая. Чтобы охладиться, мочили одежду холодной водой, менее чем через час все было уже сухое.

— Какое впечатление произвел на вас Кабул?

— Мы были молодые, все было интересно. Запомнились появившиеся на Родине лишь через несколько лет ларьки с американскими сигаретами, «Пепси-колой», разными китайскими и тайваньскими брелочками и фонариками. Студентки местных университетов ходили без паранджи, остальные женщины ее носили. Старый город был весь в небольших высотках, дома в основном были глинобитные, напоминавшие сараи, в центре было мало высотных домов, самой высокой казалась гостиница «Интерконтиненталь», насчитывавшая девять этажей. В столице не было канализации, все сливалось по арыкам и каналам в речку, в них же многие местные и мылись. Офицеры сразу предупредили нас, что если в Кабуле выпить некипяченой воды, то можно неделю штаны не надевать.