Владимир Жуков - Хроника парохода «Гюго»

И суть не только в том, что сесть за обед в раз и навсегда назначенное время ему казалось важнее всего на свете. Вы слышали о «Гонце»? О старом большом пароходе, где Реут перед войной начал впервые старпомствовать?

Судно подолгу стояло в ремонте, текучка в команде была страшная, другой бы спасовал, отказался, но Вадим, напротив, будто бы обрадовался трудной должности. Списал нескольких пьяниц, а остальных поставил в положение выбора: или делай по-моему, или уходи. «Гонец» стал чистеньким, ухоженным, начал выполнять план.

И вдруг неприятность: один матрос соорудил петлю и написал предсмертную записку с жалобой на безмерную тяжесть службы. Исполнить свое намерение он, слава богу, не успел, однако событие стало известно, записка находилась у капитана, и Реут фигурировал там вполне определенно.

Дальше полагалось следствие и в случае доказанности вины старпома — суд по статье Уголовного кодекса, карающей за «доведение до самоубийства». Это я, дочь юриста, знала и потому сбегала к старому товарищу отца, еще ни о чем не говоря, только чтобы напомнить о себе: может, придется просить помощи.

А что же, спросите, Реут? Он мои боязливые расспросы не опровергал, но и не вдавался в подробности. Просто велел эти тревоги, а главное, их причины выкинуть из головы и впредь его служебными делами интересоваться лишь в пределах ухода в море и возвращения.

Странное спокойствие мужа вскоре стало понятно. У него с первой же минуты после ЧП объявился добровольный и влиятельный адвокат. Впрочем, он же и следователь и прокурор, тотчас замявший дело. Знаете кто? Капитан. Старый опытный капитан по фамилии Зубович. Он принял «Гонца» месяца за два до этого и сразу влюбился в своего сверхдальнего родича, которого знал прежде лишь по двум-трем чаепитиям в своем доме. Судно к тому времени пребывало в полном порядке, и капитан с наслаждением открывал в старшем помощнике новые достоинства. Эпизод с петлей и запиской он посчитал случайностью, матроса как неврастеника и шантажиста списал на берег и стал возиться с Реутом, словно с практикантом, оттачивать его выдающиеся штурманские способности.

А я? Что делать мне? Я ведь не только с товарищем отца разговаривала, но еще и с тем незадачливым матросом, из-за которого разгорелся сыр-бор. Мне не удалось выяснить, вправду ли он затеял вешаться или решил таким образом попугать придирчивого старпома. Только твердил: «Я, может, и бывал виноват, да разве нельзя простить хоть одну ошибку?»

И знаете, я вдруг поняла, что в положении моем и этого человека много общего. У нас с Вадимом не раз случались размолвки, и я наверняка бывала в чем-то не права, но он тоже никогда не прощал мне, мой вежливый, немногословный, рациональный супруг. И был настойчив в своем постоянстве, видимо, надеялся, что рано или поздно так же просто, как в загсе его фамилия, ко мне перейдут его характер, привычки и устремления, а все мое собственное, данное от рождения, исчезнет, точно ненужное, пустое. Я поделилась с Вадимом Реутом своим открытием и конечно же услышала в ответ, что ошибаюсь, подобно многим людям ищу себе скидок, хотя жизнь их не дает, не может давать, и снова оказалась непрощенной...

Разумеется, все это не повод, чтобы люди разводились, я могла бы добавить кое-что еще, но главное в том, что мы просто не можем быть вместе.

Ну, а вы, капитан, нашли хоть один изъян у Реута? Тоже, наверное, нет, как и мудрец Зубович. Что ж, желаю вам и впредь оставаться в полном согласии со своим старпомом.

P. S. Заодно хотела бы узнать, не подвела ли я вас с тем матросом Щербиной? Самое странное, почти фантастическое в этой истории не то, что я уговорила вас взять его на пароход, а то, что рядом со мной, в соседней комнате, работает молодая женщина по имени Лиза. Она машинистка, тихая, не очень заметная. Я знала, что у нее есть ребенок, но про мужа ничего не слышала. Потом стала замечать, что Лиза плачет украдкой, работа валится у нее из рук. Выяснилось, что муж ее, или, как там сказать, нашелся, приехал с фронта после ранения и он не кто иной, как Щербина. Но своего неожиданного отцовства ваш теперешний подчиненный испугался, а Лиза оскорбилась и прогнала его, когда он заявился еще раз, и вот теперь страдает.

Так-то на берегу. А в море? Что вы там делаете особенного на своем «Гюго»? Я часто забегаю на третий этаж пароходства, где висит доска с процентами. Вы неизменно в первых рядах. Наверное, скоро вымпел Государственного Комитета Обороны получите. Вам очень подойдет, капитан, плавать под таким вымпелом, очень вам это подобает. Вот только слухи ходят про «Либерти» (следующие три строки были густо замазаны цензорской тушью), я боюсь.