Петр Смычагин - Горячая купель

В углу карниза лежал маленький, щупленький гитлеровский майор. Борта мундира широко распахнуты. Из груди на рубаху выступает кровь. Правая рука с пистолетом — на бедре. Он через силу поднял веки, мутно посмотрел на подошедших, еле слышно проговорил:

— Alles, kaputt! — и выронил пистолет.

— Туда тебе и дорога! — плюнул Оспин и выругался.

— Этот, видать, до конца верил, что нас в Германию не пустят, — вслух подумал Батов, заглянул вдоль карниза и повернул назад.

Полный немец, взвалив сына себе на плечо, пытался спуститься в лазейку. Он никак не мог просунуть ноги сына в узкое отверстие, потому как почти без остатка занял его своим телом.

— Ну, давай пособлю уж, — сжалился над ним Крысанов и, как ребенка, взял раненого под мышки. — Лезь, лезь, черт толстый. Не бойся, я тебе его подам, коль он тебе так нужен.

Ефрейтор понял, протиснулся в лазейку и протянул руки, чтобы принять сына.

— Сколь их тут, нечистых, набилось! — рассуждал Крысанов. — Как бы дознаться, который из них стрелял последний вот в эту дыру-т.

— На войне все стреляют, — мимоходом заметил Батов и юркнул вниз.

А Крысанов, спускаясь, все ворчал:

— Небось, вон ентот подшибленный птенец палил: вишь, его гранатой хватило. Так и не убег, ближе всех к дыре-т был.

Когда пленных вывели на улицу, — а набралось больше двух десятков, — Батов хватился: куда их девать? Он не только не знал в данную минуту, где располагается штаб полка или хотя бы батальона, — не знал даже, где его ротный командир и вся остальная рота. До начала наступления на этот дом они были на правом фланге. А теперь?

Во дворе только что занятого дома бегали санитары. Артиллеристы на руках вкатывали орудия и устанавливали на новых позициях. Подъехала санитарная повозка.

— Перекурим, хлопцы! — громко предложил Кривко, прохаживаясь возле пленных и с интересом осматривая их. Похлопал немецкого лейтенанта по карману, бесцеремонно, как свой, вытащил у него портсигар и принялся угощать всех, каждому давая прикурить от зажигалки, вмонтированной в тот же портсигар.

— Закуривай трофейных, — подошел он к Крысанову.

— Иди ты с этим дерьмом к черту. Я вот лучше махорочки...

Троих солдат Батов послал за пулеметами. Кого и куда направлять с пленными — решительно не знал.

— Батов! Батов! — услышал он совсем охрипший, перехваченный голос Седых. Тот трусцой бежал от дальнего конца дома, придерживая на боку планшетку и не обращая внимания на выбившиеся из-под пилотки светло-русые прямые волосы. — Где же тебя черт носит, милый человек!

Валиахметов бежал за ним, не отставая ни на шаг.

— Не знаю, куда девать пленных, — признался Батов. — Да и вести некому, людей мало.

— Назначь двух человек, связной покажет куда.

— Чадов! — позвал Батов. — Бери Крысанова и отведешь всю эту братию. Валиахметов вас проводит.

Подошли с пулеметами остальные солдаты взвода.

— Скорей, скорей! — торопил Седых. — Какого черта копаешься ты, милый человек! Надо занимать новые позиции... Я для вас там чудесный окоп оставил. Готовый!

Торопливо построив теперь уже совсем маленький взвод, Батов двинулся за Седых, крикнув на ходу Чадову:

— Обратно вернетесь вон к тому концу дома!

— Не беспокойтесь, не потеряемся, товарищ младший лейтенант, — окая по-вологодски, скороговоркой ответил Чадов.

«Чудесный окоп», оставленный для взвода Батова командиром роты, был обыкновенной канавой. По дну ее тянулись водопроводные трубы, зачем-то здесь раскопанные. Под ногами хлюпала вода, и липкая глина присасывалась к подошвам. Даже почти готовые брустверы были, их оставалось поправить и расчистить площадки для пулеметов.

За правым флангом, несколько впереди, на перекрестке улиц лежал перевернутый трамвайный вагон. За ним тоже прятались гитлеровцы. Но взводу Батова, крайнему слева, они не мешали. Где-то что-то горело, ветром несло клубы горького, удушливого дыма, то и дело затмевающего полуденное солнце. Дальние артиллерийские выстрелы и разрывы снарядов гремели всюду: впереди, сзади, с боков — и казалось, что весь город кипит, воюет, горит и нет никакой возможности определить, где проходит линия соприкосновения между противниками, и есть ли вообще такая линия.

Над головами пулеметчиков свистели снаряды. Вокруг окопа то и дело щелкали пули. Некоторые, не долетая, ударялись о камни мостовой и рикошетом с визгом взвивались над окопом.

Был момент, когда разрывы снарядов и мин, треск пулеметов и автоматов — все слилось в единый непрерывный звук. С бруствера и стенок сыпалась глина, точно из-под жернова, работающего в полную силу, и ровными струями стекала вниз, сгущая под ногами грязь.