Петр Смычагин: Горячая купель

Покопавшись в полевой сумке мальчика, Жизенский достал два листа бумаги, исписанные мелким, неразборчивым почерком. В бумаге содержались сведения о количестве войск, находящихся в Магдебурге, Галле, Нордхаузене и еще целом ряде мелких пунктов. А в конце второго листа говорилось даже о заставе в Блюменберге. Эти-то «сведения» и заставили Володю весело рассмеяться. И количество солдат, и число постов, и вооружение — все было настолько уродливо преувеличено, что совершенно не вязалось с истиной. Там даже говорилось, что застава оснащена мотоциклами, хотя на самом деле, кроме взятого на время у Редера, ни одного мотоцикла не было. «Достоверность» данных о заставе давала основание не принимать всерьез и остальную писанину.

— На этот раз тебе удалось задержать настоящего шпиона, — пошутил Грохотало, обращаясь к Жизенскому.

— А чего вы смеетесь? Он еще хуже всякого настоящего. Посмотрите, как он мне руки ободрал. Кусается, чертенок, царапается, как кошка. Видать, важное задание выполнял. Опять связь налаживают.

— Трудно сказать, новые ли это связи налаживаются, или старые тянутся.

— Так говорили же, что захватили всю группу...

— Если бы это была последняя группа... Ты что, думаешь в прошлый раз поймали последних и на земле установился мир?

Лейтенант смутно начал догадываться о судьбе этого парня, но проверить догадку было не просто. Отпустив Жизенского, он подчеркнуто небрежно отодвинул вещи мальчика, как не имеющие никакого интереса, и спросил его вдруг:

— Как тебя звать, малый?

Мальчик вызывающе сверкнул черными пылающими глазами. Все лицо его, бледное и худое, выражало немой протест. Он презрительно сплюнул через стиснутые зубы и молча нахохлился, как воробей перед непогодой.

— Ну, что ж, — сказал Грохотало, сурово нахмурившись, — вещественных доказательств вполне достаточно, чтобы отдать тебя под суд. А это может кончиться самым плохим...

— Я на все готов! — выкрикнул мальчик и вскочил со стула.

— О, да ты, видно, честный и смелый парень! — не смог удержаться от улыбки Володя. — Ну, раз ты на все готов, тогда пойдем со мной обедать.

Это озадачило мальчика, и он ответил недоверчивым и подозрительным взглядом. А когда лейтенант, поднявшись из-за стола, попытался взять мальчика за руку, тот ощетинился, отдернул ее, будто от огня, и пошел впереди, шлепая большими башмаками. Вымыв в коридоре руки, они уселись в столовой за маленький столик друг против друга. Путан принес борщ и тарелку, наполненную хлебом.

Володя принялся за еду. А мальчик, быстро работая ложкой, жадно ел борщ, но к хлебу не прикасался.

— Почему ты не ешь хлеб?

— А разве можно и мне брать хлеб с этой тарелки?

— Конечно.

— Сколько кусков я могу взять?

— Сколько тебе потребуется. Если окажется мало, еще попросим.

Мальчик моментально расправился с борщом и с такой же жадностью набросился на котлету. Потом выпил стакан компота и устало откинулся на спинку стула. На щеках у него выступил бледный румянец, а беспокойный огонь в глазах погас.

— Ну, и как прикажешь тебя называть? — шутливо спросил лейтенант, но собеседник словно не слышал его слов. — А вот у нас в Советском Союзе такие мальчики и девочки живут в специальных детских домах. Там их кормят, одевают, они обучаются в школе.

— Какие мальчики и девочки?

— Ну, вот такие, как ты, сироты, у которых нет ни отца, ни матери...

Эта мысль подсказана была интуицией, но, высказав ее, Грохотало убедился, что попал точно в цель. Мальчик вскочил со стула, впился в лейтенанта вновь запылавшим взором и, выпятив грудь, запальчиво спросил:

— Откуда вам знать, что я сирота? Это неправда! Моя мать — свободная Германия, мой отец... отец...

— Погиб за «свободную» Германию, — подсказал Володя.

Отвернувшись, мальчик бессильно опустился на стул, потом сложил на столе руки и припал к ним лицом. Ни одного слова больше не удалось от него услышать. В нем, видимо, начали бороться противоречивые мысли. Грохотало не знал, что с ним делать дальше.

В этом положении и застал их Чумаков, сообщивший о том, что всем офицерам приказано явиться в штаб полка к пятнадцати часам.

Одно из окон столовой выходило на открытое место в сторону деревни и было распахнуто настежь. Грохотало и Чумаков вышли в другую комнату; и там лейтенант рассказал своему заместителю все, что знал и что думал о юном пленнике. Вернувшись назад минут через десять, они застали мальчика сидящим на том же месте с задумчиво устремленным вдаль взглядом. Он не знал, что за этим окном ведется наблюдение, и вполне мог бы попытаться сбежать, но не воспользовался такой возможностью. Это что-нибудь да значило!