Петр Смычагин - Горячая купель

— Нет, — ответил Грохотало, поднявшись со скамьи и направляясь к мотоциклу, — пока еще комсомолец.

— О-о, это все равно! Комсомолец — это маленький коммунист... У вас, наверное, уже рожки прорезались под фуражкой... Бе-ее!

— Гильда! — крикнул на нее отец, но девушка, звонко захохотав, сбила с Володи фуражку и с легкостью серны вскочила на крыльцо, протопала деревянными подошвами по веранде и, захлебываясь от смеха, выглядывала в растворенное окно на кухне.

— Глупая девчонка! — рассердился Отто, а все остальные смеялись от души.

Когда заработал мотор и осталось включить скорость, к лейтенанту подошел Ганс, потянулся к его уху и, чтоб никто не слышал, попросил: — Вы мне когда-нибудь подарите звездочку... когда вам не надо будет?

— Какую? — так же тихо спросил Володя. — Большую или маленькую, как на погоне?

— Большую лучше.

Порывшись в карманах и ничего не найдя, Володя взялся было за козырек фуражки, но Ганс остановил:

— Не надо! Отец увидит — заворчит.

— Вы не станете возражать, если Ганс прокатится со мной на мотоцикле? — спросил Грохотало у Шнайдера, прощаясь с ним.

— Пожалуйста! Только он и так достаточно катается и на мотоциклах и на машинах... А вы обязательно приезжайте еще: очень интересная получилась у нас беседа...

Как только дом Шнайдеров скрылся за поворотом, Ганс, подогреваемый, видимо, нетерпением показать, как он умеет ездить, начал просить:

— Разрешите, господин лейтенант, я за руль сяду.

— Но ведь мы так очень далеко уедем.

— Не уедем мы далеко. А если что, так и вернуться недолго.

Не хотелось огорчать этого шустрого и неглупого парня. За деревней Володя уступил ему руль и в первую минуту пожалел было об этом, но скоро успокоился, потому что парень вел мотоцикл уверенно, ловко, твердо, хотя скорость держал немалую и все прибавлял.

Ганс не мог молчать ни минуты, рассказывал о том, как обкатывает все мотоциклы после ремонта, что он может ездить, не держась за руль и даже стоя на ногах. Говоря, он все время оборачивался, чтобы узнать впечатление, производимое на лейтенанта рассказом.

Когда отъехали от деревни километров пять, Володя велел Гансу поворачивать обратно. Тот лихо развернулся, сильно наклонив машину, открыл полный газ и покатил с ветерком. Стрелка спидометра плясала около «восьмидесяти», а Ганс все рассказывал и поминутно оглядывался. Раза два Грохотало одергивал его, но, сбавив скорость, Ганс тут же набирал ее. А километрах в двух от деревни Володя решил немедленно отобрать у лихача руль, но сделать этого уже не успел...

Лейтенант лежал на пустынной дороге, а Ганс, обливаясь слезами, пытался привести его в чувство. Лишь минут через десять Володя открыл глаза и, с трудом поднявшись, подковылял к мотоциклу: стекло у фары выбито, ободок помят, крыло изувечено. Оглядел себя. Брюки на левом колене лопнули крестом, кожа сорвана, кровоточит. Кисти рук в перчатках, не пострадали, но от часов остался лишь корпус, наискосок срезанный как напильником. Хотел надеть фуражку левой рукой — не поднимается и болит около плеча.

Оказывается, головой Володя угодил в выбоину на асфальте и теперь обнаружил по левой стороне, ближе к макушке, множество мелких щебеночных камушков, впившихся в кожу.

Ганс отделался неглубокой царапиной на руке и плакал вовсе не от боли.

— Так что же будем делать? — спросил Грохотало.

— Не знаю, — прохныкал Ганс.

— Придется думать хотя бы теперь, если раньше не успели...

Лейтенант тоже не знал, что делать. На счастье, показалась грузовая машина, и надо было поспешить с решением.

— Сможешь увести мотоцикл домой?

— Конечно, смогу, но отец...

— Что ж, если боишься, на первый случай, может быть, умолчать, что ты был за рулем?..

— Не знаю... Да мне уж все равно... Но вас теперь увезут в больницу... И как я буду потом глядеть вам в глаза...

— Это пустяки, зарастет. Ну-ка, попробуй двигаться с мотоциклом, я посмотрю, что из этого получится.

Ганс взялся за руль и легко покатил мотоцикл. А Володя остановил попутную машину и попросил довезти, до Блюменберга. Дорогой начали одолевать самые неприятные мысли. Конечно, неловко, очень неловко перед Шнайдерами. До боли неудобно перед стариком Редером. Но хуже всего, если придется обратиться в госпиталь: это — чрезвычайное происшествие, или ЧП, как его принято называть, станет известно не только всему полку, но и дивизии.

Володя наивно полагал: не попади он в госпиталь, никто ничего не узнает. Но в Блюменберге никакого лекаря нет.