Юрий Левин - Золотой крест

Наутро о новом знакомстве Александр Кузнецов рассказал другу Константину Емельяновичу Белоусову. Тот посоветовал:

— Вот и действуйте, земляки. Лишку не горячитесь, а делом занимайтесь. Не отгораживайтесь и от меня. Кое-что и я, может быть, посоветую по-стариковски.

В обед Александр Кузнецов снова встретился с Аркадием Ворожцовым. Они сидели на корточках, прислонясь спинами к пожарной бочке с водой. Ели молча. Выхлебав из котелка всю баланду, Ворожцов хмуро заметил:

— Ни единой крупинки не попалось.

— А ты, парень, и не ищи, — посоветовал Кузнецов, — для баланды крупа по лагерному уставу не положена. Хорошо, что хоть конина перепадает.

Теперь друзья встречались каждый день. Много говорили на разные темы, часто вспоминали родные края, и от этого становилось светлее на душе.

Как-то Александр Кузнецов прямо спросил у Аркадия Ворожцова:

— А тебя, парень, не позывает перемахнуть за колючий забор? Покинуть эту фашистскую каторгу?

— Да я бы, как говорится, и рад в рай, но... Тяжело отсюда спарашютировать. Я согласен и на риск, если потребуется: у меня для этого готовность номер один...

— Вот и хорошо. Давай продумаем подходящий маршрут. Кое-что я уже спланировал...

Решив бежать во что бы то ни стало, Александр Кузнецов пообещал Белоусову:

— Тебя, Константин Емельянович, мы здесь не оставим. Постараемся вызволить. Иначе погибнешь. Ты таешь на глазах.

— Не обещай невозможное, — насупился Белоусов. — Я свою судьбу знаю. И подбадривать меня не надо. Если спасешься, попадешь на Родину, скажи моим родным: старик остался советским человеком до самой смерти. Его не подкупили ни сытым пайком, ни деньгами.

Константин Емельянович Белоусов неизвестно через кого достал для Александра Кузнецова и Аркадия Ворожцова пару изрядно поношенных, но еще крепких комбинезонов; в дни, когда по болезни не ходил на работу, украдкой сшил береты из старых, побуревших на солнце суконных лоскутьев.

И вот уже все готово. Константин Емельянович дал последний совет:

— Куда попало не бегите. Сразу схватят. По-моему, надо пробраться к текстильной фабрике Гайера. Постарайтесь встретить знакомого мастера. Он вам и поможет.

Несколько дней Кузнецов и Ворожцов ходили на работу в комбинезонах, сверху прикрытых одеждой пленных. Но убежать не удавалось.

Лишь на следующей неделе Александр сказал Аркадию:

— Ждать больше нечего. Завтра бежим...

Утром (это было девятого октября 1942 года) они простились с майором Белоусовым. И старый, закаленный в боях офицер не сдержался — заплакал.

— Ни пуха вам, ни пера, — сквозь слезы пожелал Константин Емельянович. — Надеюсь, что все будет хорошо. А обо мне не думайте. Но знайте, предателем не стану, не тому меня учили.

Стоял ранний час. Город лениво просыпался. Моросил дождь, осенний, назойливый, нудный. Тучи густым толстым слоем обложили небо на долгие часы.

Пошли трамваи. Первым из них показался тот, что всегда привлекал внимание горожан. Он не делал остановок, а катил прямо к месту. В нем, забитом до отказа, везли военнопленных. Возле обувной фабрики, дребезжа и скрежеща, остановился. С подножки соскочил охранник в клеенчатом плаще и басовито прокричал:

— Шнеллер!

Пленные быстро направились к фабрике. Дождь все усиливался. Александр Кузнецов задумался. Жесткий комок подкатил к горлу. Он вспомнил о товарище, оставшемся по ту сторону проволоки, и почти наяву ощутил тепло его рукопожатия. Доведется ли теперь встретиться?

Позади осталась проходная. Пленных распределили по рабочим участкам. Одни копали рвы, другие переносили бревна, третьи устанавливали гранитные поребрики и асфальтировали дорожки. А охранники, ежась от дождя, прижимались к стенке главного корпуса фабрики.

Кузнецов и Ворожцов таскали на носилках булыжник и внимательно следили за охранником, ожидая удобного момента.

Охранник прошел мимо, довольно глянул на солидную ношу. Он спешил укрыться от дождя под крышу.

Настал удобный момент.

Подойдя с носилками к столовой, Кузнецов сказал Ворожцову:

— Накладывай булыжник. Только помедленнее, не торопись...

А сам проник в помещение. Дернул створку окна на себя — оно не открылось, попробовал вторую — удача. Оставив носилки с кучей булыжника, Ворожцов, взволнованный, проник за ним в столовую.

— Снимай робу! — скомандовал Кузнецов.

Быстро, в считанные секунды, оба сбросили лагерные лохмотья и остались в темно-серых рабочих комбинезонах. Надели на головы буро-вишневые береты, которые прятали в карманах, и друг за другом спрыгнули с подоконника на тротуар.