Владимир Кашин - С нами были девушки

— Я тебе, чернобровая, сапожки сошью хромовые, на всю Европу!

— Не верь ему, милая. Он скупой. Среди зимы снега не выпросишь.

— Девчата! Айда с нами! До самого Берлина доведем. Мы вам там Гитлера на веревке притащим!..

Смех, лукавые взгляды — и вот уже переправа осталась позади. Машины затряслись по мостовой маленького бессарабского городка. Проскочили это местечко и оказались на белесой дороге, которая, петляя меж холмами, бежала на запад через всю Бессарабию.

Несколько легковых машин опередили колонну вносовцев. Другие, вместе с обозами, отстали, и девушки оказались одни на широкой дороге, дымившейся седой пылью.

Зина, упираясь ногами в катушку с кабелем, смотрела вперед, туда, где дорога сливалась с горизонтом. От далеких лысых холмов навстречу машинам спешили телеграфные столбы. Зина вспомнила об Андрее, на минутку обернулась и посмотрела на вторую машину. Там был Андрей… Интересно, о чем он сейчас думает?

Машина сбавила ход.

Дорога нырнула в глубокую балку. С обеих сторон вставали известковые откосы, изрытые дождевой водой, поросшие серым от пыли бурьяном.

Сильнее заурчал мотор. Потянуло горьким запахом горелого масла. Машина выползала из балки. Зина подалась всем корпусом вперед, будто хотела помочь ей.

Навстречу им из тучи пыли вынырнула какая-то колонна. Шофер, уступая дорогу, съехал на обочину.

Перед самым носом Зины появилось маленькое зеркальце. Это Люба, воспользовавшись остановкой, достала его из нагрудного кармана, посмотрела на себя, потом подсунула соседке.

— Красивая? Как трубочист!

Из зеркала на Зину глянуло покрытое пылью лицо, на котором только глаза светились. Она сняла с головы пилотку, хлестнула ею о колено — раз, другой. С пилотки и юбки поднялось облачко пыли.

— Гляди, что такое? — Люба толкнула Зину в бок.

Колонна приблизилась, и девушки увидели пленных. Грязное рваное обмундирование, щетинистые лица, воспаленные глаза. У одних взгляд хмурый, злой, будто у пойманных волков, у других — растерянный, усталый, безразличный. По этим затравленным взглядам и хмурым лицам, по обмундированию лягушиного цвета и остаткам военных нашивок Зина поняла: фашисты! Сильнее застучало сердце: вот они, убийцы!..

Девушка отвернулась, чтобы не видеть фашистов, так противно было ей смотреть на них, так загорелось гневом сердце! Когда через несколько минут она опять посмотрела на дорогу, то от удивления широко раскрыла глаза: пленные улыбались ей, махали руками, кричали:

— Арматей Роший — ура! Фэтэлор совьетичэ — ура! [3] Красной Армии — ура! Советским девушкам — ура! (рум.)

— Жос ризбоюл! [4] Долой войну! (рум.)

— Антонеску, Гитлер — капут!

Зина увидела, что возле них нет конвоиров, да и внешне они выглядят по-иному: чернявые, оживленные. Идут не колонной, а бредут толпой.

Да это же румыны!

Откуда-то из середины толпы донеслись звуки губной гармошки. Задорная, веселая мелодия зазвучала над дорогой.

— Слышишь, поют! Играют!

— А что им? Отвоевались. Знают, что домой отпустят. Румыния-то повернула оружие против немцев. Вот и радуются! — объяснил лейтенант Ляхов, выбравшись из машины.

Румыны прошли. Седая пыль поплыла за ними, закрыла от глаз.

Машина вносовцев опять побежала по степному простору.

Девушки попробовали затянуть песню. Из этого ничего не вышло: пыль лезла в горло, приходилось откашливаться, и песня угасла.

Солнце палило нещадно. От жары, от тряской езды у Зины начало ныть все тело. Зина долго хранила чистый платочек. Теперь достала его и вытирала им потное лицо. На какое-то мгновение от этого будто становилось легче, но только на мгновение.

«Хотя бы быстрее приехать!» — вздохнула девушка.

Они уже пересекли выжженную солнцем и разоренную войной Бессарабию, промчались мимо разбитых немецких танков, пушек, смятых автомобилей, видели разрушенные дзоты, порванные проволочные заграждения, вытоптанные кукурузные поля, на которых еще валялись трупы незадачливых фашистских вояк. Давно переехали Прут. Дорога теперь была не седая, а рыжая, появились рощицы, и справа замаячили какие-то возвышенности, покрытые лесом…

Кончиком платочка Зина выбирала пыль из уголка глаза. Слезы вперемешку с потом скатывались на щеку. И надо же было маленькой пылинке так врезаться в глаз, что Зине показалось, будто она слепнет. Глаза закрылись, слезы побежали сильнее. Не помогал ни платочек, ни то, что Зина терла глаз кулаком.

И вдруг — то ли острая пылинка сама выскользнула, то ли ее смыло слезами — Зине стало легче. Встряхнув головой, она раскрыла глаза. Но тоненькая ослепительно-серебристая пылинка все еще виделась ей. Да что же это? Опять что-то залетело в глаз? Нет, боли никакой! А серебристая черточка не исчезала. Наоборот, она все увеличивалась, росла… Девушка поняла: на горизонте самолет — но чей?