Владимир Кашин - С нами были девушки

Андрей разглядывал альбом силуэтов самолетов, когда во дворе ударили в железный рельс. Воздушная тревога!

Большое полуовальное итальянское окно вдруг широко распахнулось. На подоконник и на пол с жалобным звоном брызнули мелкие стекла. Воздушная волна — отзвук близкого бомбового взрыва — ворвалась в комнату, одним вздохом смела со стола бумаги, газеты, книги, смахнула плакаты со стен, сорвала фонарь и бросила его об пол.

Темень южной ночи ворвалась в комнату вместе с настырным рокотом самолетов, далеким перестуком зенитных пушек и дробным татаканьем пулеметов.

Затем большой погруженный в темноту полуовал окна стал светлеть. Снаружи в комнату проник едва заметный трепетный отсвет, будто где-то за стенами рождалась несмелая заря. Заря разгоралась все сильней и сильней. И вдруг всю комнату залило мертвенно-бледное сияние. Вражеский самолет сбросил осветительную бомбу, и она медленно спускалась на парашютике над зданием штаба.

Земляченко, напялив впопыхах фуражку, помчался по коридору к выходу.

Во дворе было светло как днем. Андрей увидел солдат, которые, держась в тени деревьев, бежали к бомбоубежищу. Посреди двора, белые от света, маячили две фигуры. Он узнал командира батальона и замполита — капитана Смолярова.

По сигналу боевой тревоги место лейтенанта Земляченко — на радиостанции. Но там сегодня дежурит сам начальник — Сазанов. И прежде чем броситься на радиостанцию, где и без него обойдутся, он подбежал к командиру. Моховцев повернулся, и Андрей не узнал комбата. Лицо капитана, облитое холодным белым светом, было напряженным и злым. На Земляченко повеяло чем-то очень знакомым, его охватила нервная дрожь, как во время атаки.

— В убежище!.. — Голос Моховцева утонул в шуме, что стоял вокруг.

Андрей, пригнувшись, метнулся к липовой аллейке, в тени которой угадывалась земляная щель. Такое убежище не могло спасти при прямом попадании, но защищало от осколков.

У траншеи Андрей остановился. То неприятное чувство, которое появилось у него, когда он выбежал во двор, и которое люди называют страхом, уже прошло.

Высоко над гаснущими «фонарями», в глубоком черном небе, происходила какая-то сумятица. Два прожекторных меча встали прямо над головой Андрея. Вот на мгновение на лезвии одного из ник задрожал серебряный крестик — самолет — и, сорвавшись, снова потонул в черной бездне. Мечи вздрогнули, опустились вниз, потом поднялись вверх.

Лейтенант еще раз оглядел двор. Смоляров куда-то исчез, а Моховцев все еще стоял, подняв голову и широко расставив ноги. Коренастый, полный, он не мог высоко поднять голову без того, чтобы не расставить пошире ноги.

Сейчас эта поза командира не показалась Андрею смешной. С чувством уважения следил Земляченко за своим капитаном. Моховцев что-то закричал, замахал рукой. Андрей увидел на гребне крыши, где бывший хозяин дома соорудил площадку с флюгером, тонкую фигуру солдата.

Потом капитан направился к двери, которая вела на БП.

…Широким белым кругом вспыхнул в вышине новый «фонарь». Андрей заметил, что на гребне крыши стоит девушка. Холодное сияние «фонаря» сорвало защитное покрывало темноты, и невидимая смерть закружилась над солдатом.

На переднем крае во время бомбардировки все живое зарывается в землю. А здесь девушка, вооруженная обычной трехлинейной винтовкой и полевым телефоном, прикрученным проволокой к железному стояку флюгера, открытая всем ветрам, всем самолетам с их пушками, пулеметами, бомбами, стоит во весь рост и, наблюдая за воздушным боем, торопливо передает донесения на батальонный пост.

Андрею вспомнилось, как мальчишкой он принес в класс живую мышь и, держа ее на веревочке, пустил в проход между партами. Какой безумный визг подняли девчонки, как перепуганно, с округлившимися глазами, бегали они по партам и, чуть не плача, умоляли его убрать эту маленькую, больше их перепуганную зверюшку!.. Где же сейчас берут они силы и выдержку, чтобы вот так стоять под огнем на гребне крыши?!

Надрывно завыл на вираже самолет, и сквозь этот вой Земляченко услышал чей-то тревожный голос:

— Товарищ лейтенант, прыгайте!

Он прыгнул в щель, чуть не сбив с ног солдата, позвавшего его. В это время в небе повис еще «фонарь», потом — второй, третий. Затем вверху что-то зашелестело, и вдруг Андрей всем своим существом почувствовал, как над ним опускается небо.