Не могли миновать эти тревоги и тесную избушку, в которой жили Ольга и Ирина. Зверствовал враг на опаленной советской земле, измывался над женщинами, над детьми — и здесь негодовали два женских сердца. Пленили гитлеровцы новые города — росла, нагнеталась печаль в маленькой зимовке.
Горе сдружило их. Одна ждала весть о муже, не всегда веря, что весть эта будет доброй. Другой же некого было ждать — все были потеряны, все было оплакано. И той, которой нечего и некого было ждать, казалось, проще было жить. Ирина знала — ничем не поможешь своему горю, никакими слезами не вернешь ни мужа, ни дочь. Ольгины же думы до исступления бились над одним и тем же — как найти Василия, как дать знать ему, где она с сынишкой? Верила — ведь и он тоже тревожится за них, затерявшихся в страшном водовороте.
В первые же дни своего житья в колхозе «Аврора», у родителей Иры, Ольга написала Даше Егоровой по ее уральскому адресу. Рассказала о себе, умоляла ее сообщить, нет ли вестей от Алексея, не знает ли что о Василии. Баюкала в зыбке Сашеньку и под скрип очепа гадала — что-то она ответит? Минула неделя. Почата была вторая — день за днем, — молчала Даша. И когда уж потеряла было надежду получить весть с Урала, посчитала неживой свою соседку по квартире на границе, пришло от нее письмо. Оказывается, Даша долго была у больной матери в деревне. Не прибавило письмо Ольге веселья. Ничего-то нового. Только и узнала — жива Даша. А где ее Алексей, что с ним — не ведала она. И еще узнала: потеряла Даша в дороге мать начальника заставы с внучкой, с Наташей.
После этого Ольга и Даша слали запросы в управление погранвойск, в Наркомат обороны — и ничего утешительного.
Если б Саша сколько-нибудь понимал в печальных песнях матери над его зыбкой, в тихих, грустных беседах ее наедине с ним, узнал бы, как бессильна она была унять свою тоску. Забывалась лишь на работе, на людях. Но ведь и у них тоже не всегда было весело на душе. А тут еще страшная весть.
Вбежала как-то Ирина взволнованная, заплаканная. Голос срывается:
— Думано ли?! Первая похоронная — и о ком?
Ольга даже вскрикнула:
— О ком?!
— О нашем Славке!
— Да как же?!
— Пал смертью храбрых… Такой-то… трусом бы!.. Славка ты, Славка… — причитала Ирина. — Красивый наш Славка… Что же, Ольга, будет-то? Такие ребята гибнут! Ведь никогда уж не воротится. Не увидим ни через какие годы. А может, большим, полезным человеком стал бы потом… Мать, кажись, не перенесет. Один сын-то. Еще три девки. Бедная тетка Наталья! Ой… всем больно! Всей родне… Такой молодой!..
Ольгу ошеломило это известие, за живое задели слова Ирины. Плакала и вспоминала:
— Помнишь, Ира, тогда на станции… на Всполье? От себя оторвал, а нас, бедолаг, выручил. Портянки свои новенькие… Надо же! Сказал еще… Я его близко не видела, а сразу поняла — хороший он… Сказал — с уговором, чтоб крестным… Так и не привелось повидать своего крестника… Душевный, добрый был.
Ирина всхлипнула:
— Был и — нет. Нет больше Славки…
Ольга молча примерила это горе к себе и вслух сказала:
— Вот и задумаешься, что выбрать: узнать ли сразу, где твой родной человек, что с ним, или уж лучше жить, не ведая ничего, пока война идет. Каково будет, если вдруг сникнут все надежды, будто трава подкошенная?
Ирина подтвердила:
— Уж лучше так, Ольга. Не знать. Веровать.
* * *
Колхоз «Аврора» был небольшой — из трех деревень. И даже в это трудное время, когда дома почти не осталось мужчин и со всеми работами управлялись женщины, дела в нем шли хорошо. О колхозе часто появлялось доброе слово в районной газете. В различных сводках — шла ли речь об уборке урожая, о надоях молока, о поставках государству — он неизменно стоял на виду, в числе передовых. Люди его быстро, душою поняли все заботы и тревоги военной страды.
Председательствовал Евдоким Никитич чуть ли не с самой организации колхоза. Старик он был упрямый, умел настоять на своем, когда твердо знал, что правда на его стороне. И не только перед колхозниками, но и перед районным начальством. Его уважали, к его слову прислушивались. Опыт у него был богатый. Евдоким Никитич не зазнавался, умел выслушать полезный совет других. Даже Ольгу, которая в деревенских делах не очень-то разбиралась, он признавал своим советчиком.
Живя под одной крышей с Евдокимом Никитичем, Ольга подметила в его обращении с колхозницами, как ей казалось, нехорошую черту: уж слишком он строг, чересчур требователен ко всем без разбору. У многодетной солдатки, месяцами не получающей вестей от мужа, лихонько на душе. А тут еще накричал председатель. И за что? За то, что она на гумне, у молотилки, вдруг расплакалась, а остальные давай утешать. Работа остановилась. И надо же было в эти минуты появиться Евдокиму Никитичу! Нашумел…
Читать дальше