Игорь Лощилов - Отчаянный корпус

— Тут говорилось, что за малостью наши деньги государству вроде не очень нужны. Тут я не согласный. В общем деле рази знаешь, какой рупь самый нужный? Гляньте сюды, — указал он на каменную арку над въездными воротами, — тута тысяча кирпичей, а свод на одном держится. Может, мой рупь и будет самым главным. Потому, значит, получку на это дело кладу и пенсию туда ж. От нее все одно рука не отрастет…

Хлопали ему громче и больше всех.

Митинг закончился, но еще долго обсуждался. На самоподготовке Кратова забросали вопросами про блюминги и слябинги, настырный Лабутенко допытывался, как шагает экскаватор, Ветров интересовался судьбой Минотавра. Сократ хмурился и наконец приказал прекратить посторонние разговоры:

— Сначала выполните домашнее задание, а потом говорите про свои слюбинги.

Класс отозвался смешками. Витька Седов, недавно назначенный старшим отделения и получивший звание вице-сержанта, вертелся в разные стороны и пытался утихомирить:

— Тише, ребята, ну что вы все набросились? Читайте книжки.

Он уже предвкушал передачу в свои руки двухдневной власти и примеривался к браздам провления. Потом решил перевести разговор в более спокойное русло и поднял руку:

— Товарищ капитан, а мы будем подписываться на заем?

Сократ поднял брови:

— Это с каких же доходов? Подписку осуществляют те, кто получает денежное довольствие.

— А как же Гусек… виноват, лейтенант Беляков говорил про комсомольский долг, что мы должны все, как один?

— Он говорил про тех, кто получает денежное довольствие, — упрямо повторил Сократ. — Ваш долг — хорошо учиться и обеспечивать своевременное выполнение домашних заданий. Получите звание лейтенанта и будете осуществлять. — Помолчал и ехидно добавил: — Хотите сразу, с места в карьеру.

Класс снова захихикал, а Ветров потянулся к журналу, чтобы записать для потомков новую сократовскую мысль.

После ужина началась подготовка к общеучилищной вечерней поверке, которая всегда проходила по пятницам. Выкроив несколько минут, друзья сошлись вместе, чтобы обменяться впечатлениями минувшего дня, и Сережа похвалился, что по результатом проверки учебного отдела их отделение снова заняло первое место.

«Повезло ребятам с папой, не то что нам с Сократом», — подумал Женя, но развивать свою мысль не стал — раздались команды для построения.

Через некоторое время весь личный состав: суворовцы со своими офицерами, преподаватели, офицеры учебного отдела и разных служб выстроились во дворе на строго определенных местах. Ритуал был один и тот же. Сначала докладывалось о наличии личного состава, потом отдавался рапорт начальнику училища генералу Клименко. Это был рыхлый полный человек, тяжело переставлявший «елочкой» больные ноги. Приняв рапорт, он делал несколько шагов и говорил, растягивая последний слог:

— Здравствуйте, товарисчи-и!

Ответ, каким бы ни был дружным, никогда не удовлетворял генерала, он здоровался снова и снова, пока наконец после пятого или шестого раза не произносил:

— Оце гарно… — и махал рукою. На языке строевого устава это означало «вольно». Наступало время для генеральского слова.

Говорить Клименко любил и умел. Простонародная манера его речи в сочетании с украинским акцентом давала возможность изрекать вольности, мало сообразуемые с правилами литературного языка. Хотя последним он владел не хуже родного. Как-то, придя на урок литературы в третью роту, он принялся читать наизусть «Евгения Онегина», которого как раз проходили, причем читал на чисто русском языке и даже букву «г» произносил на старопетербургский манер без малейшей южной мягкости.

Многочисленные случаи давали возможность убедиться в его разносторонних знаниях. На уроке математики, например, он мог предложить новый вариант доказательства теоремы о равнобедренном треугольнике. Шествуя по коридору, он выуживал какого-нибудь прижавшего к стене «хлопчика» и спрашивал его о дате второго похода Святослава или Кючук-Кайнарджийского мира. Провести его по этой части никому не удавалось. А на одном уроке иностранного языка он вдруг решил внести свой вклад в борьбу с космополитизмом и утверждал о славянском происхождении английского языка. Англичанка Шапиро недоуменно хлопала своими черными навыкате глазами, а Клименко убеждал:

— Как по-ихнему хибара будет?

— A hat, — отвечала она в классической манере, — а hat…

— Слухайте, слухайте, — радовался генерал, — хат — це ж украинська хата. Или форест, шо такэ?