Иван Свистунов - Жить и помнить

…Еще раз — и в последний! — его тяжело ранило при штурме Дукельского перевала. Русские врачи в русском госпитале влили в его немеющее тело живую русскую кровь. Русская кровь спасла ему жизнь.

…Негромким голосом, путая русские, польские и чешские слова, Франтишек рассказывал:

— Многие мои друзья здесь лежат. Вот могила ефрейтора Ивана Небалака. Первым прорвался он к той полосе, где начиналась словацкая земля, и водрузил на ней знамя полка. Вражеская пуля попала метко: прямо в сердце. Но знамя подхватили товарищи Ивана и пронесли по всей Чехословакии. Здесь могила сержанта Михаила Кордоша. Сам он родом из, соседней деревни Комарник. В годы войны молодым парнем попал в далекий русский город Бузулук. Там, формировался первый чехословацкий батальон для борьбы с немецкими захватчиками. В рядах Чехословацкого корпуса Михаил Кордош сражался у Соколова, под Киевом и Белой Церковью. Когда мы штурмом одолели Дукельский перевал, он пробился к родному дому в Комарнике.

— Не каждому, солдату выпадает такое счастье, — заметил Ян Дембовский.

— Да, счастье! — в раздумье согласился Франтишек. — Здесь, в Комарнике, на пороге родной хаты его и подстерегла пуля. Коротким было солдатское счастье!

Молча стояли гости и хозяин на горе, где когда-то располагались войска Чехословацкого корпуса. Здесь бережно сохранялись в их первоначальном виде все блиндажи, землянки, окопы, огневые артиллерийские позиции, стрелковые ячейки. Все как было в дни боев… Казалось даже, что могучие стволы буков, отлитые из потемневшего серебра, хранят память о боях. Только тишина. Мирная лесная тишина, с легким шумом вершин, с чириканьем пичуг в ближайшем кусте, со струнным гудением одинокого шмеля.

На гранитном пьедестале грузно замерла гаубица. В дни боев она вела с этого места огонь по врагу, прокладывала советским, чехословацким и польским воинам путь вперед. Выполнив солдатский долг, навечно осталась она в строю на своей огневой позиции.

— Русская! — с уважением сказал Франтишек и положил руку на холодный и черный металл. Так кладут руку на плечо старого друга.

И в этом жесте Ян увидел любовь и благодарность! Опять слышит: «русские», «русских», «русским». Словно сговорились они все.

Над шоссе Свидник — Дукла прочли веселый, в гостеприимной улыбке расплывшийся красочный транспарант:

«Свидница приветствует вас!»

Довольный Франтишек пояснил:

— Так у нас при въезде в каждый город. Мы любим гостей. Наш народ издавна говорит: гость в дом — бог в дом!

Проехали еще метров сорок, и лицо Франтишека стало значительным:

— Это вы должны увидеть. Обязательно! Очень важно.

У самого шоссе на гранитной площадке, столкнувшись в лобовом ударе, застыли два танка: советский с красной звездой и гитлеровский с белым крестом на броне. Советский танк всей мощью грозной брони навалился на фашистскую машину, подмял под себя, свернул набок ее орудие и башню, вдавил в гранит.

— Так сражались русские и за польскую землю и за нашу!

Много видел Ян картин и скульптур, показывающих боевые эпизоды минувшей войны. Были талантливые, правдивые, запомнившиеся. Но ни одно произведение искусства не произвело на него такого впечатления, как схватка двух танков. Скульптором была сама жизнь, и жизненная правда стала металлом.

Ян стоял у памятника и думал, что схватка двух тяжелых танков олицетворяет грозную борьбу двух гигантов: Советской Армии и армии Гитлера. Победил советский танк. Так было и в жизни!

Франтишек повел друзей на просторный луг, который с времен войны называется Долиной Смерти. Здесь советские танкисты грозным ударом разгромили и уничтожили танковое соединение гитлеровцев.

— В дождь, в осеннюю распутицу шли через перевал советские машины. Как они таранили фашистские танки! Скрежетал металл, взрывались снаряды, черно-багровые клубы дыма стелились по земле. До сих пор в моих ушах грохот боя. Отважно сражались русские люди за нашу свободу. Их подвиг мы не забудем никогда! Наша дружба — на вечные времена!

Ян стоял мрачный, насторожившийся. «Может быть, они нарочно завезли меня сюда, чтобы сагитировать?» — мелькнула привычная мысль. Но теперь ему стало стыдно за свою недоверчивость и предубежденность. Почему во всем он видит только обман, пропаганду?

Разве может лгать таранная схватка танков?

Разве может лгать земля, горько увенчанная вечной славой братских могил?

Разве могут лгать старые буки, меченные огнем и железом?