Олег Селянкин - Только вперед! До самого полного!

А у его катера на рубке пулеметов не было. Почему? Одно из двух: у рабочих, вооружавших катер, руки до этого не дошли или турели с пулеметами не оказалось.

— С кормы катера лед вовсе не окалывался, — с большой тревогой ворчит мичман Мехоношин, который на этот катер назначен боцманом.

Корабли, зимующие во льдах, всегда обязательно окалываются по всей длине корпуса. Чтобы корабль не повредило сжатием. У их бронекатера канавка окалывания видна только со стороны носа. Из этого вытекает, что сжатием льда у него могут быть повреждены винты и даже гребные валы. Если случилось это — пиши начальству соответствующую бумагу и возможно на долгие недели спрячь подальше мечту о плавании, жарких боях…

А мичман уже приказывает:

— Обшарить всю строительную площадку, всю базу, но найти тележку, на которой нашего красавца можно будет вытащить на берег!

Нашего красавца…

Прошло еще несколько десятков минут, и лейтенант понял, что команда бронекатера подбиралась не абы как, а со знанием дела, с большой человеческой душой: без его понуканий старшины и матросы не разошлись, а разбежались по своим заведываниям, любовно и предельно тщательно осматривали, ощупывали и, если была возможность, опробовали в работе.

Максим, швырнув вещевой мешок в свою первую в жизни командирскую каюту, тоже включился в общую работу — начал осматривать катер. С внутренних помещений, с носового кубрика личного состава. Сразу же бросилось в глаза, что борта катера с внутренней стороны не покрыты пробковой крошкой. Значит, так в уме и запишем: тепловая изоляция отсутствует. Однако печка-буржуйка установлена.

Обошел весь катер — вернулся в боевую рубку, прильнул глазами к смотровой щели, разглядывая Ленинград.

Тут, в боевой рубке, его и нашел первый доклад из носовой орудийной башни — тревожный, но первый по-настоящему корабельный, не через посыльного, а по переговорному устройству:

— В рубке! Говорит носовая башня!

Сдерживая волнение, Максим ответил как мог спокойнее:

— Командир слушает.

— Орудие заклинило!

Захотелось немедленно бежать в носовую орудийную башню, собственными глазами увидеть то, что мешало ей разворачиваться, но… Устав категоричен, он требует от командира корабля общего руководства действиями личного состава, ему он предписывает все время находиться в боевой рубке. Чтобы подчиненные не теряли драгоценного времени на его поиски по всему кораблю; главнейшее же — не исправлять отдельные повреждения, а правильно оценивать общую обстановку и принимать решения, влияющие на исход всего боя, вот основная задача любого командира корабля. Поэтому после минутной паузы Максим и приказал командирским голосом, сказал то, что — он это знал точно — в последующем будет вынужден говорить не счесть сколько раз:

— Выявить причину и устранить!

Вот и отдан первый приказ, вот и начались будни командира корабля…

Итак, что мы имеем в результате первого и довольно беглого осмотра бронекатера? На боевой рубке нет турели с крупнокалиберными пулеметами; во всех внутренних помещениях отсутствует тепловая изоляция; заклинено носовое орудие, не исключено повреждение льдом винтов и даже гребных валов; ну а мотористы о своих бедах доложат позже, когда разберут моторы до последнего винтика. Прямо скажем, многовато для начала…

Хотя… Пулеметы мы, конечно, постараемся установить. Пробковая изоляция… А черт с ней, с изоляцией! Или нам к холоду и сырости привыкать?.. Что касается остального… Пусть кровь из носа, но пушки будут стрелять нормально, моторы заставим работать и вращать гребные валы на полную мощность!

Это и сказал матросам, когда они дружной семьей собрались на обед в носовом кубрике; Максим мысленно поклялся себе, что сегодня в последний раз на обед пошел сухой паек.

Смели в рот хлебные крошки — мичман Мехоношин начал разговор:

— Мы, товарищ лейтенант, между собой посоветовались и приговорили, что вам лучше, для дела полезнее, не вникать во всякие мелочи. Например, мы уже нашли тележку, на которой нашего красавца можно будет вытащить на берег. Правда, она изготовлена для морских охотников. Только и мы не без мозгов, только и у нас руки есть. Так что…

— И за дисциплину и порядок на катере не переживайте, — клином вошел в разговор Одуванчик. — Они будут на высочайшем уровне. Сами небось знаете: нет ничего строже, справедливее и страшнее матросского суда.

— Самосуда, хочешь сказать?

— Никак нет, о товарищеском разговоре, который пострашнее любого суда, речь веду. У нас у всех глаза есть. Стопроцентные. Если от вас какой сачок еще и скроется, то от всех нас — ни в жизнь!.. И мы сами спросим с него, как, что и почему. Потому как понимаем, какая великая честь нам оказана.