Юрий Герман - Студеное море

Оба они — помощник и командир — отчаянными глазами смотрели друг на друга.

— Нет, не могу, — решительно и сухо сказал Ладынин. — Никак не могу. Если бы дело шло о военной технике там, о том, что мы среди себя говорим, — это так-сяк. А насчет ощущения — это я не могу. Я все, конечно, понимаю, но не могу. Только вы вежливо, прошу вас, скажите; мол, командир, допустим, отдыхает. И извинитесь. Он ведь не виноват, что мы тут этакие поднабрались. И пусть с Говоровым побеседует. Старшина ему все расскажет. Хорошо будет, прекрасно. А?

Чижов ушел.

А Ладынин вновь вынул из стола Варино письмо и стал перечитывать, счастливо улыбаясь и покуривая на ни росу.

К вечеру дождь прекратился, вышло солнце и черные, мокрые скалы внезапно сделались багряно-золотыми. На влажных еще досках пирса матросы играли в волейбол, радио передавало вальсы, и возле корабля было оживленно и весело, шумно и людно. Откуда-то взялись девушки в жакетах, в вязаных кофточках. И едва кончился дождь, сразу же начались танцы под музыку из репродукторов, под крики чаек, метавшихся над водой, под шутки и смех моряков.

— Матрос везде развернется, — говорил вестовой Колесников, танцуя то с одной девушкой, то с другой. — Вы даже не поверите, гражданочка, что такое жизнь моряка. Именно, как сказал поэт: сегодня здесь, а завтра там.

Командиры в парадных тужурках, а некоторые в щегольских перчатках, выбритые веселые, прохаживались возле корабля, переговаривались друг с другом, улыбались. В Дом Флота идти было еще рано, сидеть по каютам не хотелось, и вот смотрели на танцы, прогуливались, ждали чего-то праздничного, что несомненно должно было наступить.

Ладынин тоже вышел — постоял, поглядел, покурил.

Старшина Говоров уже успел достать велосипед и показывал желающим всякие невероятные номера — то мчался по пирсу, просунув голову почему-то в велосипедную раму и ногу держа высоко над толовой, то управлял ногами, а педали крутил руками, то вдруг, вцепившись зубами в седло и изогнувшись наподобие огромного кота, мчался, дико виляя велосипедом и выкрикивая при этом хриплым голосом в седло:

— Э-э-э!

— Вот дает, — сказал Чижов. — Видите, товарищ командир. Я думаю, что в конце концов свалится-таки в воду.

— А вдруг еще и не свалится? — сказал Ладынин, — Мало ли что, всякое бывает.

— Нет, свалится, — убежденно ответил Чижов, — Я его знаю. Он еще как следует не распалился. Вот погодите, войдет в раж, тогда увидите. Он обязательно свалится и велосипед сломает. Какой это чудак ему машину дал?

— Поломает — починит, — сказал Ладынин, — Я его тоже знаю. Он за время войны два велосипеда изломал и два починил. Помните? Пускай ездит, матроса в таких делах трогать не надо. Когда еще дорвется.

Возле командира Говоров резко затормозил, соскочил с машины, потом сказал:

— Кончится война, буду стараться на велосипедные гонки от нашего флота попасть. Увлекаюсь, товарищ командир, этим делом. На корабле тренироваться никак нельзя только.

Подошел штатский в кепочке, владелец велосипеда, о чем-то умоляя, увел Говорова.

— Нет, теперь уж поздно, — сказал Чижов. — Теперь он впился в велосипед. Так как? Пойдем, товарищ командир?

— Пойдем, что ж…

Медленно по пирсу они дошли до тропочки и кружным путем, чтобы прогуляться, отправились в Дом Флота.

В самом конце пирса стоял какой-то грустный ботишко. На палубе на табуретке играл патефон, и два краснофлотца с кислыми лицами ждали, — может быть, и сюда, к ним, придут потанцевать, по никто не уходил от гвардейцев, и краснофлотцы мрачно поплевывали в воду.

— Не заманивайте, не заманивайте! — сказал им Чижов. — Не отбивайте у наших народ.

Один краснофлотец сказал, вздохнув:

— Как же, заманишь от гвардейцев!

А другой добавил:

— Мы для себя музыку поставили, товарищ гвардии лейтенант, отдыхаем культурненько.

— А, ну на здоровье,…

В Доме Флота был большой концерт, и Чижову все решительно нравилось. С детским простодушием он аплодировал каждому номеру программы, и только когда какой-то артист слишком долго читал вслух стихотворение, Чижов рассердился на секунду и шепотом сказал:

— Что ж он, танцевать не может, что ли? Походил бы тогда на голове.

— Он чтец! — сказал Ладынин.

Чижов искоса сердито посмотрел на командира, и Ладынин понял, что Чижов отлично разбирается в том, кто чтец, а кто танцор, — просто не хочется ему слушать сейчас художественное чтение, вот и все, Потом, фыркнув, Чижов сказал: