Анатолий Чехов - Кара-курт

— Зайди к моей Оле-ханум, — сказал Яков Рамазану, — она там приготовила тебе кое-что в дорогу. Я проводить тебя не могу, проводит старшина Галиев.

— Болды! — кивнул головой Рамазан. — Хош! — сказал он, прощаясь, и всем троим — Кайманову, Ястребилову и полковнику — подал в знак уважения не одну, а сразу две руки. Ястребилов приказал дежурному вызвать Галиева.

— А теперь прошу еще немного внимания, — сказал полковник, когда Рамазан в сопровождении старшины вышел, и развернул на столе карту участка отряда.

Горные хребты расползались по всей карте коричневыми многоножками. Между ними, с трудом выбираясь на склоны, пролегли извилистые линии дорог, ломаным рубцом пролегла через всю карту граница. Рядом с границей, по ту сторону рубежа — скопление квадратиков, означающих закордонный пограничный город. Дорога проходила через него и уходила в такую густоту коричневой краски, что даже привычному к топографическим картам глазу и то нелегко было представить, какие там горы.

Артамонов подвинул к себе ту часть карты, где было обозначено прикордонье.

— Уже сейчас поступают сведения, — сказал он, — о появлении немалого количества мелких банд. Базируются они в Кара-Кумах и в этих горах. Направляет их, по крайней мере большую часть, одна и та же рука — германская разведка. Цель: воспользовавшись трудностями военного времени, учинить беспорядки, отвлечь на эти банды наши силы. Кстати, тот же Аббас-Кули может задуматься: «А почему старому Хейдару разрешили в военное время жить в погранзоне?» Тебе, Яков Григорьевич, поручается все узнать насчет Хейдара и дать свои предложения. Как только найдешь его семью, немедленно сообщи мне. Комендант! — Полковник всем корпусом повернулся к Ястребилову: — Когда у тебя начинают работать курсы следопытов?

— С завтрашнего дня, товарищ полковник.

— Завтра не торопись, а послезавтра — начинай. Привлеки местных профессоров этого дела, например, Амангельды!.. Занятия со следопытами проводить на местности практически. Отобрали-то толковых? Так... Ладно... Будут ходить старшими нарядов. Тебе, Яков Григорьевич, к утру быть на Даугане, встретишься с народом в поселке. Основная задача — разведать, где, по мнению твоих односельчан, могут базироваться бандитские группы.

Кайманов молча кивнул. Он смотрел на карту и видел там гораздо больше, чем мог видеть капитан Ястребилов, чем даже начальник отряда полковник Артамонов. Скольких контрабандистов и перебежчиков он допрашивал, сколько знал троп и дорог! С самого начала охраны границы в трудную минуту начальник заставы, а потом и начальник комендатуры Даугана старший лейтенант Федор Карачун обращался к народу. Яков усвоил это правило на всю жизнь.

— Тогда я не буду терять время, товарищ полковник, — сказал Кайманов. — В ночь выеду.

— Собирайся и поезжай. Скажи Гиви, он отвезет тебя. Ичан и Хейдар нужны бандиту Аббасу-Кули. Но нам они нужны еще больше: наши люди…

Дорога, все время поднимавшаяся в гору, миновала последнюю излучину, огибавшую каменистый склон, прямой стрелой вонзилась в долину Даугана. Кайманов с щемящим чувством в груди увидел в верхней части долины глинобитные домики родного поселка, над которым раскинули ветвистые кроны высокие чинары и карагачи.

Яков знал, что всю ночь по дороге шли и шли тяжело груженные машины с прицепами, без прицепов, танки и артиллерия, повозки, двуколки. Сейчас на дороге — ни души, то пропылит машина, то фургон проедет — обычная картина. У въезда в долину Гиргидава догнал караван верблюдов. Но, судя по следам, оставшимся на шоссе и обочинах, Кайманов видел, какая огромная масса народа сдвинута с места, переброшена сюда, как напряженно работают люди, как перегружена ночами дорога, которую когда-то строили и его отец и он сам.

Такого скопления людей, рассредоточившихся в ближайших к границе ущельях и распадках, еще не видели эти окружавшие Дауган горы.

Рассвет восстановил обычную картину. Все утихло. Но с наступлением темноты снова начнется приглушенное, мощное и повсеместное движение. Никто и ничто не должно ему помешать. Для этого и выехал сюда, непосредственно к границе, Яков Кайманов.

У поселкового кладбища он попросил шофера остановиться.

Едва справляясь с охватившим его волнением, Яков медленно вышел на обочину, окинул взглядом весь этот мир — необъятный в детстве, а теперь маленький, но от этого не менее близкий и дорогой, стал жадно всматриваться в привычные очертания гор, постройки караван-сарая, до боли знакомые улицы, дома. Там вон на склоне Змеиной горы поймали они с Баратом гюрзу в тот страшный день, когда белые налетели на поселок и расстреляли отца. До сих пор чувство вины перед родными не давало покоя, отзывалось глухой болью. Как знать, может быть, все сложилось бы иначе, если бы в то трагическое утро гюрза не хватила бы Яшку за палец и молодой доктор Вениамин Лозовой — брат Василия Фомича, комиссара Лозового, не ампутировал бы ему палец. Боясь отцовского гнева, Яшка увел компанию ребят к дороге встречать караван. Не искал бы его отец, успел бы. скрыться... На всю жизнь остался в ушах Якова истошный крик матери: «Ой, да сирота ты сирая, бесталанная, сам придешь теперь ко холодным ногам!»