Анатолий Чехов - Кара-курт

— Выезжаем немедленно с резервной заставой, — сказал Андрей. Кайманов вызвал дежурного, приказал объявить тревогу.

...У Старых Чинар, когда Кайманов и Самохин приехали туда со всеми оказавшимися в наличии бойцами, военные действия уже закончились. Осталось лишь оцепление из числа иранских солдат, да группами собирались жители аула. Самохин понял: не было необходимости гнать машины с Даугана, вызывать резервную заставу, но коменданту Ястребилову, очевидно, было не все равно, кто будет участвовать в ликвидации банды.

В ответ на официальный рапорт Кайманова о прибытии он только и сказал: «Могли бы и раньше...»

В чем-то комендант был, конечно, прав: аул носил следы настоящего боя. Видны были следы взрывов гранат, оспины от пуль на глинобитных стенах кибиток. В тени чинар стояли санитарные повозки, с повозок доносились стоны раненых. Вдоль дувала лежали убитые, накрытые домоткаными холстами.

Кайманов слегка присвистнул:

— Да, тут и правда целая война была!

— Еще и какая, — несколько смягчившись от признания значительности событий, в которых он участвовал, подтвердил Ястребилов. — Рота иранских солдат охраны с вечера блокировала бандитов, заперла их в ауле. А главарь банды с десятком головорезов выскользнул из окружения, а потом ударил с тыла по этой роте. Прорвались и ушли, как их и не было. Когда мы подошли, уже все закончилось, только убитых да раненых помогли подобрать. Одного пленного взяли, сидит взаперти, только ни слова не добьешься.

— Давайте все-таки попробуем его расспросить, — предложил Кайманов. — Где он сидит?

— Вон в той кибитке.

Капитан махнул рукой в сторону стоявшей на отшибе глинобитной мазанки, у входа в которую, как полагается в подобных случаях, стоял часовой.

Велико же было удивление Кайманова, когда на приказ выйти из кибитки появился старый знакомый — продавец угля и дров, первый человек, встречавший советские войска, житель прикордонного города — Ашир.

— Вот так встреча! Салям, салям, — отвечая на приветствие, сказал Кайманов. — Ты-то как с этой компанией попал, почему раньше не путался с бандитами?

— Ай, лечельник! Ай, великий аллах! Сагбол тебе, послал добрых начальников, таких, как я ждал! Значит, не обманул меня курбаши! Аллах не отвернул свое светлое лицо от бедного Ашира!

Прервав свои восклицания, Ашир с удивлением посмотрел на Якова, спросил;

— Ты, кажется, сказал «бандитов»? Почему так сказал? Мы не бандиты!

Сказано это было с таким достоинством, что Кайманов переспросил:

— Не бандиты? А кто ж вы такие?

— Мы революционеры. Революцию делаем. У богатых все отбираем, бедным отдаем.

— Революцию? Андрей Петрович, это по твоей части, — сказал Кайманов и перевел содержание разговора с Аширом.

— И кто же у вас главный революционер? — спросил Самохин.

— Как кто? Ваш лучший друг, помощник советских начальников. Он сказал: «Будем делать революцию вместе с советскими кызыл-аскерами. Все за нами пойдут!»

— А все-таки, кто он, как его найти?

— Пошел народ поднимать. — Ашир принял значительный вид: — Очень много народа надо! Одна рота амние чуть не уничтожила весь наш отряд!

— Слушай, Ашир, ты же все перепутал. Амние у вас были до шахриварских событий. Сейчас у вас солдаты охраны порядка из народа. Выходит, вы с ними воевали, со своим народом.

— А-а, лечельник! Раз на нем военный мундир, для меня он все равно амние.

— Но ты не назвал имя своего вожака.

Ашир с удивлением посмотрел на Кайманова:

— Так ты правда не знаешь нашего вожака? Он только о вас и говорит! Все видели, как он вместе с вами в город пришел, потом и по аулам ездил. Винтовки и патроны, маузеры, харли и мултыки от вас привез.

— Советские винтовки?

Самохин и Кайманов переглянулись. Дело принимало серьезный оборот. Кажется, слухи о том, что иранский военнослужащий исколот штыками русского образца, не лишены оснований.

— Конечно, советские. Разве не ты их давал?

— Нет, Ашир, ни я, ни старший политрук, ни полковник, ни наши большие начальники винтовки вашему вожаку не давали. У вас тут не революция, а беспорядки, которые ни вам, ни нам не нужны. А время-то военное...

Ашир в недоумении замолчал, Самохин и Кайманов быстро обдумывали создавшееся положение. Ход мыслей у них был примерно одинаковый: с переходом наших войск в Иран Реза-Шах подписал отречение, передав престол старшему сыну — двадцатитрехлетнему Мохаммеду Реза Пехлеви. Мохаммед Реза принял присягу, заявив, что будет управлять страной на основании законов, принятых Меджлисом. Новое правительство Али-Форуги опубликовало программу, в которой обязалось поддерживать тесные отношения с союзными странами, провести финансовые, судебные и экономические реформы, организовать вооруженные силы для поддержания внутреннего порядка.