Анатолий Чехов - Чёрный беркут

Интуиция подсказывала Якову, что разглагольствования Каип Ияса — не пустое бахвальство. Он что-то знает, хочет помочь пограничникам. Сначала комиссар Лозовой, потом Карачун, а сегодня Ёшка признали в нем человека. Сам Кара-Куш принес ему ширя. Всю жизнь Каип Ияс прожил отверженным и униженным. А теперь он здесь равный с равными. Дело не в терьяке, который он выкурил. В Каип Иясе, может быть, впервые в жизни пробудилось человеческое сознание и властно заявило о себе.

— Хорошо, — сказал Кайманов, — стой здесь.

Он вернулся во двор, подошел к руководившему обыском Карачуну.

— Товарищ майор, Каип Ияс что-то знает, пойду проверю.

— Иди. Скрипченко, Ложкин, пойдете с Каймановым.

Каип Ияс, уверенно шагая по дороге, вывел Якова за аул, стал подниматься на невысокую сопку. На ее вершине лежало несколько больших плоских камней. На какое-то мгновение в мозгу Кайманова мелькнула мысль, что Каип Ияс затащил его в ловушку, но он тут же отбросил ее: что может случиться на этой голой сопке, склоны которой просматриваются до самого распадка? Правда, примерно в полукилометре от сопки распадок переходил в узкую, зиявшую чернотой горную щель. Но сейчас это несущественно: крутом оцепление.

— Стой здесь, Кара-Куш! — торжественно объявил Каип Ияс. — Смотри, что буду делать я!

Продолжая еще недоверчиво осматривать местность, Яков присел, чтобы избежать неожиданного обстрела из-за камней. Отсюда был виден весь аул с его редкими огоньками, мелькавшими в темноте.

Каип Ияс смело направился к лежавшим на кремнистой макушке сопки камням. В полсотне метров от них остановился, громко закричал:

— Эй, Шарапхан! Грязная собака, хвост шакала, рыло свиньи, Шарапхан! Ты, как скорпион, лежишь под камнем, а я стою и плюю на тебя, будь ты проклят!

Теперь Яков знал, что Шарапхан здесь. Каип Ияс не бредит и не сошел с ума. Видно, матерый бандит сумел перехитрить красноармейцев оцепления, засел за камнями и ждет момента, чтобы ускользнуть.

В ночной тишине из аула доносились возбужденные голоса, послышался топот ног. К сопке как будто бежали люди, но было темно и в голове у Кайманова так мутилось, что он не мог ничего толком различить. Точно, бегут. Вон впереди невысокий, быстрый в движениях Карачун, за ним — пограничник с собакой на поводке.

Крупная дрожь то ли от нервного возбуждения, то ли от малярии сотрясала Якова. Багровая пелена то и дело застилала глаза, к горлу подкатывалась тошнота.

«Не стрелок я сейчас. Промажу, — с тревогой подумал он. — Хоть бы Карачун вовремя подоспел». Тут же крикнул:

— Эй, Каип Ияс, ложись! Куда тебя под пули несет! Но Каип Ияс не отозвался. Шаг за шагом он продвигался вперед, ближе к камням.

— Куда лезешь, черт бы тебя взял? Ложись! — снова крикнул Яков.

— Нет, Ёшка! Я всю жизнь перед Шарапханом на животе лежал. Теперь пусть он передо мной лежит. Эй ты! — опять во все горло заорал Каип Ияс. — Вонючий хорек Шарапхан! Видишь, я тебя не боюсь, а ты меня боишься, потому что Ёшка Кара-Куш — мой друг, и начальник Федор — мой друг, и Барат, и Аликпер, и Амангельды — все мои друзья!

С вершины сопки грянул выстрел. От камней скользнула тень, ринулась вниз по склону. Яков успел выстрелить дважды. В ту же секунду услышал мучительный стой и отчаянный крик Каип Ияса:

— Стреляй, Ёшка! Стреляй!

Кайманов выстрелил еще раз, почти наугад, упал за камень, зная, что вспышкой демаскирует себя. «Небо светлее гор... Снизу видно... Маячим...»

В распадке блеснуло пламя, пуля ударила рядом, рикошетом ушла вверх. Совсем близко через седловину сопки перемахнул всадник, хищно пригнувшийся к шее коня.

— Эй, Шарапхан, — крикнул он по-курдски. — Я — Аликпер, один на тебя иду!

Внизу, у самого ущелья, вспыхнула перестрелка: Шарапхан напоролся на оцепление.

Яков подбежал к стонавшему Каип Иясу. Пуля попала ему в живот. Собрав все силы, он приподнялся и плюнул в сторону убегавшего Шарапхана. Руки его подогнулись, с проклятием он ткнулся вниз лицом. Яков подхватил его, повернул на спину, осторожно уложил на камни, поднял набухшую кровью рубаху.

— Ёшка... Скажи всем... Каип Ияс... плохо жил... Умирал хорошо...

Голова Каип Ияса бессильно откинулась набок. В его неподвижных глазах отразился неяркий блеск ночного неба.

Снизу, от подножия сопки, все еще доносились редкие выстрелы и команды. Затем все стихло. В ауле кто-то проскакал по улице, послышался громкий голос: «Где майор Карачун?» Снова цокот копыт, уже ближе к сопке.