Петр Лебеденко - Красный ветер

Руфо Эскобар тоже присел на камень, не спеша извлек из кармана мешочек с табаком и сигаретную бумагу. Так же не спеша скрутил сигарету, провел языком по краю бумаги, прочно ее заклеивая. И лишь после того как прикурил от зажигалки и несколько раз затянулся, сказал, обращаясь к арагонцам:

— Прошедшей ночью у нас случилось несчастье. Кто-то убил нашего человека, сторожившего ящик с несколькими фунтами мяса. Кто это сделал, мы не знаем. А Вот он, — Эскобар ткнул пальцем в Андреса Медио, — говорит, что знает… Ну, Медио, давай рассказывай все по порядку.

Андрее Медио молчал. Втянув голову в плечи, он понуро сидел на камне, затравленно глядя то на арагонцев, то на Эскобара. Руки у него дрожали, и он, чтобы скрыть это, засовывал их под пиджак.

— Ты что? — резко спросил Эскобар. — Или у тебя язык втянуло в заднее место?

И тогда Медио быстро-быстро заговорил, словно боясь, что его могут перебить и недослушать:

— Да я все видел! Все! Слышите, камарадас? — Он повернулся и посмотрел на стоящих в угрюмом молчании басков. — Вот эти двое, — Медио указал на Альваро Кондоньеса и сидящего рядом с ним человека, — ночью прокрались к ящику, рядом с которым сидел ваш сторож. А я оказался там случайно — шел по нужде. Хотел закричать, но потом услыхал, как стороне охнул и тут же упал. А у них, у этих двоих, была сумка… Плетеная… Что они потом делали и куда пошли, я не знаю. Потому что насмерть перепугался. И весь день меня била лихорадка… От испуга. А потом все же решился и рассказал Руфо Эскобару. Да, рассказал обо всем. Потому что подумал: все мы тут вроде как попали в западню, какие такие беды нас ожидают, мы не знаем, и если среди нас начнется вот такое — грабежи и убийства, — никому из нас несдобровать…

— Кончил? — спросил Руфо Эскобар.

— Я все рассказал как на духу, — ответил Медио. — Арагонцы должны ответить за все. Особенно вот эти двое…

Стоявшие позади баски придвинулись ближе. Руфо Эскобар видел и чувствовал, как наливаются яростью их глаза, устремленные на Альваро Кондоньеса и сидящего рядом с ним человека. Еще минута-другая — и они кинутся на них, и тогда никто и ничто их не остановит. Слишком много они выстрадали, скитаясь по стране в поисках какого-нибудь убежища для себя и своих жен и детей, слишком много полегло их друзей и близких в войне с фашистами, сердца их переполнены ненавистью, и стоит лишь загореться спичке, как смесь горя, страданий, мук тотчас взорвется.

Видел и чувствовал это и Андрее Медио. Теперь он заметно преобразился. Теперь уже не дрожали его руки, он и голову вскинул повыше, даже с камня привстал, и весь его вид говорил, о том, как глубоко возмущен он подлостью людей, совершивших тяжкое преступление.

Протянув руку в сторону арагонцев, Андрее Медио крикнул:

— Не люди это, а звери! Убить человека за несколько фунтов мяса!.. Не должно им быть прощения ни здесь, на земле, ни там, на небе.

Баски придвинулись еще ближе. Пронесся злым ветром глухой, сдержанный ропот.

А Альваро Кондоньес и его друзья сидели совершенно спокойно, и это спокойствие казалось непостижимым и даже неестественным. Никто из них до сих пор не произнес ни слова — молчали, точно немые.

И вдруг человек, сидевший рядом с Альваро Кондоньесом, сказал одному из арагонцев:

— Мигель, позови сюда Антонию.

Прошло не более двух-трех минут, и Мигель вернулся с пожилой женщиной, на плечах которой было наброшено детское одеяльце. Она спросила:

— Ты звал меня, Рубио?

— Да, — ответил Рубио. — Мигель ни о чем с тобой не говорил?

— Мигель? Он сказал, что ты зовешь меня сюда. И больше ничего…

— Хорошо. Слушай, Антония, расскажи вот этому сеньору, — он кивком головы указал на Руфо Эскобара, — расскажи вот этому сеньору и его друзьям, где был прошлой ночью Альваро Кондоньес. Где был и что делал?

— Святая мадонна! — женщина всплеснула руками. — Разве ты сам не знаешь, Рубио? Ведь ты был вместе с ним. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Ты слышала, что я тебе сказал, Антония? — строго спросил Рубио. — Расскажи сеньору и его друзьям, где был и что делал прошедшей ночью Альваро Кондоньес. Расскажи все — от начала до конца.

— Да чего ж тут рассказывать! И почему ты разговариваешь со мной так, будто допрашиваешь меня? Я в чем-нибудь провинилась? Пресвятая дева Мария, собрал кучу мужиков и начинаешь… Скажи, бога ради, толком, чего ты от меня хочешь. Чтоб я рассказала, что прошедшей ночью делал сеньор Альваро Кондоньес? Так ты прямо так и скажи. — Она взглянула на Руфо Эскобара. — Как вас зовут, сеньор?