Виталий Мелентьев - Фронтовичка

— Видите ли… я не собираюсь обязательно в разведроту.

— Здесь не отдел кадров, — резко перебил ее майор. — Возиться с вами для чужих дядей никто не будет. Да или нет?

Валя не то что растерялась, а скорее, была сбита с толку, но все-таки успела подумать: «В конце концов, умение воевать всегда пригодится» — и сказала:

— Да.

— Хорошо. Заниматься будете там и тогда, где и когда вам укажет разведчик. Строжайшая дисциплина. Никаких «не хочу», «зачем», «почему». Понятно?

— Так точно!

— Переводами будете заниматься по-прежнему. Материалы будете брать у старшего лейтенанта Кузнецова. В разведотделение без моего вызова не являться.

— После сегодняшнего посещения…

— Сегодняшнее посещение забыть и никогда не вспоминать. У меня все. У вас вопросы есть?

Вопросы были, но задавать их не стоило. Валя смотрела на майора и не могла понять: держала ли она трудный экзамен или просто выскользнула из серьезной передряги? Майор Онищенко смотрел ей прямо в глаза, и взгляд у него был холодным. Но ноздри небольшого хрящеватого носа раздувались. По бликам на орденах можно было заметить, что дышит он все еще прерывисто, и Вале почему-то стало смешно и не то что неприятно, а скорее, грустно.

В дверь постучали. Майор крикнул:

— Войдите!

Старший лейтенант Кузнецов быстро взглянул на Валю, потом на майора и весело сказал:

— Лошадь подана, товарищ гвардии майор. Какие будут распоряжения?

— Рядового Радионову познакомьте с сержантом Осадчим. Она будет проходить у него практику.

— Понятно.

Майор встал и надел шинель. Валя потянулась за своей, но Кузнецов через плечо небрежно бросил ей:

— Отставить. Подождите.

Проводив майора, Кузнецов вернулся уже совсем другим, официальным и озабоченным, человеком. Он завинтил флягу с водкой, отодвинул тарелки и спросил:

— Скажите сами, чему и как, по вашему мнению, следует вас учить?

Еще минуту назад Валя собиралась спросить у Кузнецова: «Ну-с, а где же ваш анекдотец?» Но сейчас она видела всю неуместность такого вопроса и стала рассказывать о своих пробелах в боевой подготовке. Старший лейтенант слушал ее очень внимательно. Ни его мясистое лицо, ни выпуклые блестящие глаза ничего не выражали, и это стало беспокоить Валю. Внезапно Кузнецов перебил Валю и, добродушно улыбнувшись, сказал:

— Кстати, в нашей разведроте вы — первая девушка. Учтите это.

Валя не знала, как воспринять замечание, и потупилась. Кузнецов похлопал ее по плечу:

— Ничего, если дело пойдет, из вас получится неплохой разведчик. Майор толк в людях понимает.

Валя вздернула голову и хотела было обрезать старшего лейтенанта, едко намекнуть на чрезмерное внимание майора Онищенко к девушкам, но встретилась взглядом с теперешним своим начальником, опустила голову и смолчала.

Уже потом, лежа на знакомой печи, выслушивая сердитую болтовню Ларисы, она перебирала в памяти пережитый день, вспоминала мальчишеские глаза майора и, как ни твердила себе, что весь этот день был лишь ее проверкой, не могла этому поверить. Нет, было что-то большее. Что-то такое, что заставляло ее розоветь и дышать порывисто.

— Наверное, все-таки весна… — сказала она почти счастливо.

— Вот и я говорю: весна, — подхватила Лариса.

Она лежала на спине, пальцем поглаживая сучок на потолке. В печном сумраке ее полная рука казалась неожиданно белой, но свет каганца освещал темный от картофельной шелухи, изрезанный палец с каймой под ногтем, и Вале показалось это смешным: тоже, блюстительница чистоты нравов — хоть бы за руками последила.

— Что ты хочешь этим сказать? — с интересом спросила Валя, повернулась на бок, оперлась на локоть и посмотрела на Ларису сверху.

Из общей комнаты слышался сдержанный говор девушек, пересмешки. Лариса строго прислушалась, потом покосилась на Валю.

— А то, что весной девки как с ума сошли. Вот и тебя закрутило. — Валя молчала, и Лариса, хлопнув себя по толстым бедрам, возмущенно продолжала: — И скажи, как ты всех опутала — и я не я, и доля не моя. И разведчики мне ни к чему, и вообще я такая, что не подпусти. А что получается? — Лариса тоже перевернулась на бок и оперлась на локоть. — А получается, что сама к разведчикам напросилась. Кто же тебе поверит теперь? Выходит, ты трепачка. Да еще и скрытная. Хоть бы уж откровенно, вон, как Лийка. Ну, крутит и крутит — шут с ней. Как была кошкой, так и осталась. А ты нет. Ты все тихонько, все с политикой.

Опушенные бесцветными ресницами маленькие глазки Ларисы были рядом, горели зло и непримиримо. На носу выступил пот, и Валя слышала ее жаркое дыхание. Столько возмущения, вероятно, даже ненависти, было и во взглядах и в тоне Ларисы, столько убежденности в своих словах, что Валя на мгновение опешила, потом разозлилась и, прищуриваясь и подаваясь вперед, спросила: