Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

Вскоре на том самом месте, где только что стоял бронетранспортер, появился грузовик с высоким кузовом, крытым брезентом. За ним — второй, третий. Это были широкие тупорылые «шкоды» с белыми усами — ориентирами, укрепленными на передних крыльях возле радиаторов. На прицепе у каждой были противотанковые пушки. В крытых кузовах, где мерцали огоньки сигарет, сидели расчеты. Машины шли почти впритирку одна за другой, и от гула и тяжести, словно в ознобе, мелко вздрагивали деревья.

Насчитав уже более тридцати автомашин с орудиями, Гуркин вопросительно посмотрел на комбата, как бы спрашивая — справимся ли с такой силищей?

— По — видимому, усиленный противотанковый дивизион, — поняв его взгляд, заметил Бурцев. — Орудия они развернуть не успеют, а с расчетами мы разделаемся быстро. Главное, чтоб там, впереди, наши вовремя взорвали мост…

Минуты тянулись как вечность. Поглядывая на часы, Голубев не спускал глаз с проходившей по дороге автоколонны. Сухой морозный воздух пропитался запахом бензина и гари.

«Кажется, все», — отметил про себя Голубев, когда на вершине холма появился бронетранспортер с мотоциклистами — точно такой же, что шел в голове колонны.

Разведчики по цепочке доложили: «Колонна кончилась. На дороге к лесу машин больше нет». Бурцев выпрямился и, обращаясь к Гуркину, скомандовал: «Взрыв!»

Командир роты поджег бикфордов шнур и, увидев, как на снегу запульсировала синеватая искрящаяся струя, впился глазами в движущийся по дороге транспортер. Секунда… три… пять…

Наконец, над дорогой взметнулся высокий огненный смерч. Словно натолкнувшись на что‑то, транспортер неуклюже подпрыгнул и, объятый пламенем, тяжело рухнул на землю.

В тот же миг лес содрогнулся от множества оглушительных взрывов, пулеметных и автоматных очередей. Над дорогой поднялись густые клубы черного дыма. Машины, которые с ходу налетали на мины, тут же вспыхивали огненными султанами, окрашивая снег и деревья в багровокрасный цвет. Те, что мчались следом, не успев затормозить, с треском врезались в них и тоже загорались одна за другой, обрастая языками пламени. Из пылающих кузовов темной бесформенной массой, давя и подминая друг друга, выпрыгивали на дорогу обезумевшие от страха немцы, вскакивали и снова падали, скошенные шквальным огнем пограничников. В первые мгновения со стороны автоколонны не раздалось ни одного ответного выстрела. Но вот прошла минута — другая, и из‑под колес изуродованных машин, из кюветов замелькали вспышки выстрелов.

Наблюдавший за боем Бурцев понял, что стоит упустить какие‑то секунды — и оставшиеся в живых немцы придут в себя, залягут вдоль противоположной опушки леса, и тогда их оттуда нелегко будет выбить. Взглянув на лежащего рядом командира роты, он подал ему знак, выхватив пистолет, громко крикнул:

— В атаку! За мной!

Первым следом за комбатом бросились Гуркин и не отстававший от него ни на шаг Чикунда. За ними поднялись остальные бойцы роты. Дым первых взрывов рассеялся, и вокруг стало светло, как днем. Теперь было видно, как среди деревьев, утопая в глубоком снегу, метались одинокие фигуры немцев, беспорядочно отстреливаясь из автоматов.

Бурцев, заметив впереди немецкого пулеметчика, припал к дереву, чтобы перезарядить пистолет. И как раз в это время недалеко от него упала граната.

Раньше всех опасность заметил Чикунда. Поняв, что вот — вот раздастся взрыв, он бросился к комбату и закрыл его своим телом. В ту же секунду взметнулся черный смерч, заслонивший на мгновение бежавших в атаку бойцов.

Бурцев почувствовал, как навалившийся на него человек судорожно вздрогнул и стал медленно сползать.

Комбат поднялся и узнал связного Чикунду. Из‑под воротника его шинели тоненькой струйкой текла кровь.

Подбежавший Гуркин по взгляду комбата понял непоправимость случившегося. Опустившись на колени, он проверил пульс и, убедившись, что рука Чикунды начинает холодеть, бережно опустил ее.

Над дорогой все еще бушевало багрово — красное зарево, разбрасывая по снегу тонкие тени деревьев.

3.

И почти в то же время в противоположной стороне, в нескольких километрах от линии фронта, вспыхнуло другое ночное зарево, на многие километры осветившее заснеженные поля.

…Пакет с немецкой картой и донесением Бурцева было приказано доставить сержанту Шегурову и семнадцатилетнему партизану Сене Ефимову, которого в отряде почему‑то звали Ефимкой. Увидев его впервые в землянке комбата, сержант насупился. Уж очень немощным выглядел Ефимка — хилые, почти детские плечи, острый тоненький носик, выглядывавший из‑под лохматой кроличьей Шапки. Ни дать ни взять — Буратино. Даже руки у него были такие же тонкие, словно кто‑то выстругал их из дерева. Лишь глаза — большие — большие, не по годам серьезные и задумчивые — смотрели с подчеркнутой строгостью, как будто старались рассеять первое впечатление от всей невнушительной внешности. И голос у него был басовитый, ничуть не похожий на детский, напротив — хрипловатый, совсем как у взрослого парня.