Поравнявшись с Ефимкой, сержант протянул ему сухарь, каким‑то чудом сохранившийся в кармане.
— На, погрызи, — сказал он с такой суховатой мужской лаской, за которой обычно кроется искреннее солдатское добродушие. — Дорога‑то нелегкая.
Ефимка, смутившись, удивленно взглянул на сержанта. Неторопливо сняв с руки варежку, бережно взял обгоревший по бокам сухарь, осторожно надкусил его с угла мелкими острыми зубами и прищурил от удовольствия глаза. Такого сухаря он уже давно не пробовал.
Подъем оказался трудным. Приуставшие за ночь кони то и дело спотыкались, низко опуская головы.
Наверху поземка мела сильнее. Застилала глаза, перехватывала дыхание. Сержант, стараясь прикрыть собой от ветра Ефимку, теперь ехал впереди. Его широкий маскировочный халат, одетый поверх стеганного ватника, при каждом порыве ветра надувался, как парус, и было слышно, как по нему мелкой дробью барабанила снежная крупа.
Увидев справа, почти на самой вершине косогора, омет, Ефимка обрадовался.
— Нам туда, — сказал он тихо. — По ту сторону холма должна быть лощина к озеру.
Круто свернув, они проехали еще метров триста и заметили на снегу глубокий санный след, удалявшийся двумя узкими полосками в сторону оврага. Сержант нагнулся с седла, чтобы внимательнее рассмотреть его, и в это мгновение из темноты полыхнула слепящая вспышка пулеметной очереди.
Сержант и Ефимка рванули коней, и те, почуяв опасность, пошли в галоп, оставляя за собой взвихрившееся снежное облачко. А впереди, пересекая нм путь к омету, огненной плетью хлестала землю синяя нить трассирующих пуль.
Споткнулся и тяжело рухнул в сугроб конь Ефимки. Сам Ефимка при падении отлетел в сторону и, вскочив,
быстро заковылял к стогу. В ту же секунду что‑то тяжелое ударило сбоку сержанта. Вылетев из седла, он несколько раз перевернулся и, почувствовав обжигающую боль в левом плече, на боку пополз за Ефимкой. Оказавшись в укрытии, сержант увидел парнишку, лежавшем на снегу с обнаженной ногой, из которой сочилась кровь. Рядом валялся его маленький валенок, пробитый пулей.
С трудом поднявшись с земли, сержант одной рукой помог Ефимке наскоро перевязан, ногу и бросился к углу омета, чтобы взглянуть, что происходит там, в поле. Пулемет смолк. Возможно, пулеметчик выбирал другую более удобную позицию, чтобы ударить теперь с фланга. А может быть, немцы решили, что оба всадника убиты?
Сержант провел ладонью по мокрому от снега лицу и вдруг увидел, как со стороны оврага в полный рост двигались три автоматчика, держась друг от друга на расстоянии видимости.
«Решили взять живыми», — подумал сержант и только сейчас заметил, что левый рукав маскхалата потемнел от крови. Рука выше локтя ныла острой, нестихающей болью, от нее мутилось в голове.
Расстегнув гранатную сумку, сержант вернулся к Ефимке и попросил его жгутом перетянуть раненую руку. Ефимка вел себя спокойно, без той нервозной торопливости, какая овладевает некоторыми людьми в подобных случаях. Только лицо у него было совсем бледное и отражало не столько страх, сколько недоумение. Ведь все шло так хорошо, и вдруг…
Судя по той хозяйской деловитости, с которой он затягивал жгут на руке сержанта, а затем аккуратно завертывал портянку на своей раненой ноге и втискивал ее в валенок, он не думал в эти минуты об опасности. Его мучила мысль о том, что он так и не смог незаметно провести сержанта через передовую и из‑за этого теперь может погибнуть много людей.
— Их там трое, — сказал, поднимаясь, сержант. — Надо подпустить поближе. Будешь стрелять вот отсюда. Понял?
— Понял, — негромко ответил Ефимка, и пополз к левому углу омета, на который указал ему сержант. Вырыв в сугробе ямку, он набросал в нее соломы и осторожно лег на правый бок, отставив в сторону раненую ногу. Впереди уже четко различались три полусогнутые фигуры, осторожно
приближавшиеся к омету. Взяв на мушку одну из них, Ефимка ждал команду.
Первым открыл огонь сержант. Автоматчик, который был ближе к нему, ткнулся ничком в сугроб, широко раскинув руки. Двое других залегли. По ним и стрелял Ефимка. Но стрелял, должно быть, неточно, оба ответили очередями. Сержант, стараясь отвлечь огонь от Ефимки, поднялся и стал стрелять с колена. Но было поздно. Тот, другой, что был ближе к Ефимке, привстал и со всей силой метнул гранату. Раздался взрыв. Не теряя ни мгновения, сержант дал длинную очередь по автоматчикам и, когда оба рухнули в снег, бросился к напарнику. То, что он увидел врезалось в его память на всю жизнь. Граната взорвалась у самой головы Ефимки.
Читать дальше