Тамара Сычева: По зову сердца

С сожалением посмотрела на свои цвета беж модельные босоножки. Ребята заметили мою нерешительность, и кто-то укоряюще бросил:

— Тряпок стало жаль… Сказано — женщина!

— Поторапливайтесь. Теперь время военное, — строго взглянул на меня шофер, вытаскивая из кузова канистру. — Сейчас машину заправлю и поедем…

Переодеться я забежала в детскую рабочую комнату. Еще вчера шумная, полная звенящих ребячьих голосов, сейчас она показалась мне хмурой и неприветливой.

В каком-то оцепенении я присела на край скамьи у длинного стола, забросанного обрезками цветной бумаги и крашеной марли. Да. Как изменилось все за одну ночь…

Только сейчас я по-настоящему поняла, что произошло. Сердце тревожно забилось: «Что теперь будет с нами?.. Надо подумать, — может быть, Гриша прав: мне нужно ехать домой? Нет. Нет! На фронт! — настойчиво говорил во мне какой-то другой голос. — А если убьют, что будет с Лорой?..»

Сдавило горло, по щекам поползли слезы. В руках очутился вместо платка красный пионерский галстук. Это его утром искала Наташа. Вчера она его забыла, когда примеряли костюмы. Какими счастливыми были лица детей, а что их ждет сегодня?

Снова оглушительные взрывы, и, как утром, задребезжали стекла и захлопали зенитки. Я бросилась к окну, грохот разрывов все усиливался, в небо поднимались клубы дыма.

«Бедные дети! — содрогнулась я. — Многие из них, может быть, уже погибли… Нет, довольно киснуть. Пора! Меня ждут».

Я рванула на себе платье так, что оно затрещало по швам. Кинула в угол босоножки и натянула тесные в бедрах галифе. Ноги в шелковых носках всунула в огромные солдатские ботинки. В первую минуту мне показалось, что я не смогу в них сдвинуться с места.

Закончив экипировку, по привычке подскочила к зеркалу и отпрянула. Предо мной стоял солдат. Лицо суровое, напряженное.

Пилотка сползла на макушку, ей мешали волосы, собранные на затылке.

«Отрезать, красоваться теперь не приходится», — решила я и схватила со стола большие ножницы.

— Тамара! — послышался голос пионервожатой. — Ты скоро? Или раздумала уже?

Вбежав в комнату, девушка ахнула:

— Ты что — волосы обрезала?! Тебя не узнать. Скорее идем! Что делается во Львове, смотри: небо все черное!.. — показала она в окно. — Лучше бы дети здесь переждали.

Я потуже затянула широкий солдатский ремень и решительно сказала:

— Я готова, пошли.

Пыльная проселочная дорога свернула в лес. Из гущи деревьев потянуло прохладой и запахом сосновой смолы.

Но лес вскоре кончился, и в лицо снова хлынул знойный июньский ветерок. По сторонам дороги побежали усеянные цветами поляны, густые заросли кустарника. Колючие ветки зацарапали по кабине и кузову.

Навстречу стали попадаться бойцы с автоматами за спиной. Лица их были серьезны и сосредоточенны.

Свернув на поляну, поросшую кустарником, машина резко затормозила.

— Приехали, — сказал шофер.

Полк, в котором служил муж, уже занял оборону в лесу.

— Сычева, ты доложишь командованию, — поручили мне товарищи.

У свежеотрытого окопа стояли командир и комиссар полка и рассматривали какие-то бумаги. Неподалеку на ящиках от снарядов сидел начальник штаба и, положив на колени планшетку, что-то писал. Вокруг толпились штабные командиры. Многих из них я знала.

«Только бы сейчас не встретить мужа», — подумала я и, решительно поправив пилотку, подошла к командирам. Поздоровавшись, я доложила, что мы, двенадцать комсомольцев городского пионерского лагеря, решили идти добровольно на фронт.

— Просим принять нас во вверенную вам часть.

— Хорошо, — сказал комиссар. — Народ нам нужен, всем дело найдется. Как думаете, товарищ подполковник? — обратился он к командиру полка.

— Правильно, оставайтесь. Только не трусить!

— Ребята у нас боевые, — заверил кладовщик, стоявший позади меня.

Полковник одобрительно кивнул головой и ушел. В эту минуту недалеко от нас остановилась машина, из кабинки выскочил муж. Он смотрел на меня во все глаза. Я взволнованно сказала комиссару:

— Товарищ батальонный комиссар, я решила на фронт… А муж требует, чтобы я эвакуировалась. Поддержите меня!

Жернев подошел, как всегда щеголеватый и подтянутый.

— Товарищ батальонный комиссар, разрешите обратиться к жене.

— С сегодняшнего дня, товарищ лейтенант, ваша жена — боец Красной Армии, — строго сказал комиссар.

— Разрешите обратиться к бойцу Красной Армии?

— Говорите при мне.

В присутствии комиссара муж чувствовал себя неловко, но говорил резко, продолжая настаивать, чтобы я эвакуировалась. Я почувствовала облегчение, когда наш разговор прервал начальник штаба.