Тамара Сычева: По зову сердца

— Конечно, получит. Ведь до города близко. Не волнуйся, спи спокойно, — убеждала ее вожатая, поправляя подушку. — Все, все приедут, будет весело… Спите, дети! — Она выключила свет и вышла.

Некоторое время из спальни еще доносился шепот, потом стало тихо.

— Пойдем спать и мы, — сказала мне вожатая.

«Завтра Гриша приедет на костер, — подумала я, засыпая. — Вот хорошо, что скоро у него отпуск… Поедем в Крым, а потом заберем к себе Лорочку».

Я очень соскучилась по своей маленькой дочке и с нетерпением думала о той минуте, когда снова увижу ее.

Меня разбудил непонятный гул. Зловещее зарево освещало комнату, дребезжали стекла распахнутого настежь окна. На соседней кровати стояла на коленях пионервожатая и смотрела в окно на пылающий горизонт.

— Что случилось?

— Не знаю. Какие-то взрывы. Во Львове пожар…

Дальнейших слов я уже не расслышала: их заглушили частые выстрелы зенитного пулемета и густой рев пролетевших над лагерем самолетов. Мы выскочили на веранду. Вдалеке, вероятно во Львове, ухали взрывы. На листьях деревьев и белых статуях мраморного бассейна плясали багровые пятна света. В высоких окнах корпусов пылало отражение пожара. Мы стояли ошеломленные, не понимая, в чем дело. На соседний балкон выбежали перепуганные малыши.

— Пойдемте к детям! — крикнула вожатая.

В дверях спальни мы столкнулись с маленькой девочкой. Она прижимала к груди марлевый костюм стрекозы и белые балетные туфельки. За ней бежали старшие девочки.

— Дети, вы куда? Не выходить! — приказала пионервожатая. — Ложитесь в кровати!

Но все были уже на ногах. Землю снова потрясли взрывы. Малыши заплакали, старшие дети притихли.

— Теперь не будет костра? — спросила маленькая девочка, все еще прижимавшая к груди костюм стрекозы.

— Будет, обязательно будет… И танцы, и костер — все будет, — старалась я успокоить обступивших меня ребят.

Когда я снова вышла на веранду, уже светало. На стене отчетливо была видна афиша, написанная детским почерком:

«В воскресенье, 22 июня 1941 года — открытие пионерского лагеря. Линейка и подъем флага в 7 часов вечера. Массовые игры и танцы у костра».

Холодный мрамор лестницы напомнил мне, что я — босиком. Вернулась в комнату, чтобы надеть туфли. За мной вошел начальник лагеря.

— Сычева, ты понимаешь, что происходит? — спросил он.

— Догадываюсь…

Да, все было ясно. Война!

— Там пришли родители, — сказал начальник. — Проследите, чтобы детей забирали без паники, а я поеду в город, в горком партии.

Он ушел. «Где теперь Гриша? — подумала я с тревогой. — Может быть, уже воюет?»

Вышла в сад. У ворот стояли заплаканные матери. Встреча пионеров с родителями состоялась, но не такая, к какой мы готовились. Плакали дети, плакали матери, рассказывая, как бомбили Львов.

И все-таки дети оставались детьми: прощаясь, девочки спрашивали, можно ли забрать с собой маскарадные костюмы.

— Берите, берите, — отвечали мы.

А маленькая Наташа в суете все пыталась найти свой пионерский галстук; так и не нашла, уехала со слезами.

Когда по радио передавали правительственное сообщение, его неоднократно прерывали чужие, крикливые фразы.

— Вот гады! — ругался наш радист. — Подключаются где-то к сети…

Но основное мы поняли: враг вероломно напал на нас, и партия призывает всех на защиту родной земли.

Стихийно возник митинг.

Решили: все комсомольцы добровольно идут на фронт. Здесь же составили список. Записалось одиннадцать мужчин и две женщины. Среди нас были повара, пионервожатые и кладовщик. Мы собрались идти пешком в военкомат. Только вышли из ворот — подъехал грузовик. Шофер подал мне письмо от мужа. Гриша предлагал немедленно ехать во Львов, собирать вещи и на этой же машине отправляться на станцию. Надо было торопиться, пока ходили поезда. Он писал, чтобы я жила в Крыму и ждала от него вестей.

Узнав от шофера, что воинская часть, в которой служил муж, уже выступает навстречу врагу, я посоветовалась с товарищами, и мы попросили шофера отвезти всех нас, добровольцев, в штаб полка.

— Хорошо, садитесь, — согласился шофер. — Только…

Он взглянул на мое цветное крепдешиновое платье и сказал, что фашистские самолеты охотятся за каждым человеком, в такое время платье будет демаскировать машину.

— Что ж делать? У меня здесь нет другого.

Шофер достал из-под сиденья свое старое обмундирование.

— Возьмите… А вот вам и обувь! — и шофер бросил к моим ногам пару тяжелых, с железными подковами, солдатских ботинок…