Тамара Сычева - По зову сердца

Утром поехала на вокзал. Купила газету и по широкой лестнице поднялась в зал для военнослужащих. Между двумя большими кадками с развесистыми пальмами стоял диван. Прошла к нему и, усевшись поудобнее, развернула газету.

— Сестра! Зачиталась? — проговорил кто-то над самым ухом.

Рядом сидел очень молодой, курносый боец с папочкой в руке.

— Ты, сестра, откуда? — поинтересовался он.

Я коротко ответила, недовольная тем, что он мешает читать.

— Какие же известия? — не унимался мой сосед и, взяв газету, стал вслух читать сводку Совинформбюро, приговаривая: — Все прут и прут. Вот и мою область заняли.

— А откуда ты?

— С Донбасса. С Макеевки, шахтер. Дали мне в госпитале отпуск на месяц, а ехать некуда, вот и болтаюсь тут.

Боец вздохнул и аккуратно сложил газету.

— Уж я с врачами и ругался, и просил их — ничего не помогает. Отпуск — и точка. Хочешь не хочешь — гуляй, а не спросят, — может, у тебя на душе такое, что не до гулянья, — и он зло стукнул палкой об пол.

— Да куда тебе на фронт, ты вон еще с палочкой ходишь.

— Это я для маскировки, — засмеялся боец. — Моего ранения не видно, а здоровому в тылу стыдно ходить. Все оглядываются: «Молодой, а не на фронте». Вот я и взял палочку. Каждому ведь не объяснишь, что врачи не разрешают.

— Я тебя понимаю…

— А ты тоже фронтовичка?

— Да.

— На каком фронте была?

Я начала рассказывать о себе. Но голос диктора меня прервал. Объявляли посадку на поезд «Тбилиси — Баку». Мой сосед, забыв о палке, со всех ног побежал к поезду. Я только улыбнулась ему вслед.

К перрону подошла электричка, началась посадка на Гори и Сталинири.

На второй день вечером я была дома. Как обычно по вечерам, собираясь у репродуктора, слушали последние известия. В сводке сообщалось, что особенно ожесточенные бои происходят на Ростовском направлении. Наши войска отражают атаки противника, уничтожая его технику и живую силу.

«Враг стоит у ворот Кавказа», — подумала я.

Недавно сообщалось в газетах, что в итоге четырех месяцев войны опасность, нависшая над нашей страной, не только не ослабла, но, наоборот, еще больше усилилась. Враг захватил ряд областей, угрожает Москве.

Перед глазами вставали фронтовые картины. Там, на передовой, сейчас завывает вьюга, заносит снегом окопы и пушки. Там мои товарищи сражаются с озверелым врагом. Там, только там мое место…

Нет, завтра же надо ехать прямо в часть действующей армии и требовать зачисления. Не хочу больше лечиться, довольно! Подошла к раскрасневшейся во сне Лорочке. «Прости меня, дочка. Иначе не могу…»

Рано утром пошла на почту узнать, нет ли ответа на мой запрос о Грише. Но там ничего для меня не было.

Долго не могла решиться сказать старикам. Но за завтраком собралась с духом и объявила, что здоровье мое поправилось и я сегодня же еду на фронт.

Отец стал было уговаривать:

— Ты у нас одна, нам уже перевалило за шестой десяток, что будет с ребенком, если ты погибнешь?..

И упрекнул мать за то, что она мне не возражает. Она ответила:

— Что я могу сказать, отец? Если бы мы были в ее возрасте, то поступили бы так же. Ты вот старик, а собирался партизанить. Как же ее держать? Пусть идет. Мы как-нибудь проживем…

— Ну что ж, дочка, — поднялся отец, — нам очень тяжело, но раз решила — иди. Сражайся смело и честно!

Долго, сдерживая слезы, я целовала удивленную Лорочку, а когда надела армейские брюки, гимнастерку, шинель и за голенище сапога засунула алюминиевую ложку, Лора, прижавшись к бабушке, прошептала:

— Мама опять — ать-два?

— Да. Так нужно. Вырастешь — поймешь меня, — поцеловала я ее еще раз, когда она протянула ко мне маленькие розовые ручонки.

В сердце что-то оборвалось, опять навернулись слезы, но, закинув за плечи вещевой мешок, я пошла со двора…

В отделе кадров я долго доказывала начальнику, что сидеть в тылу шесть месяцев, когда на фронте идут кровопролитные бои, не могу.

— Я должна вернуться на передовую. Посылайте, и все! — требовала я.

— Но здесь же ясно написано, — указал на справку майор, — что всякое физическое напряжение вам категорически противопоказано. А вы ведь в артиллерии служите, там это неизбежно.

— Ну хорошо, — отвечала я, — нельзя в артиллерию — могу в разведчики. В тылу врага мне бывать приходилось, так что опыт есть. Но не могу я дома оставаться, поймите это.

— Что ж, — майор задумался, — пожалуй, могу направить вас в разведгруппу. Но она сейчас только формируется, в районе Туапсе.