Тамара Сычева - По зову сердца

Гриша встал и нервно зашагал по комнате, потом остановился у маленького стенного зеркала. Провел рукой по волосам, по выбритому до синевы подбородку и самоуверенно проговорил:

— Интересно повидать твоего мужа. Он красивый?

В эту минуту передо мной всплыло мужественное, смуглое лицо Трощилова, и мне стало обидно за него.

— Внешняя красота не определяет души человека. Когда-то в молодости именно эта внешняя красота увлекала меня, и за ней я не заметила одного большого недостатка — безволия.

— Знаешь, Тамара, не будем ссориться, не за тем я приехал сюда.

— А зачем же?

— Я уже сказал — забрать вас.

— Забрать? Что значит — забрать? — вспыхнула я. — Что я — вещь, которую можно и на дальнюю полочку отложить, а когда нужно — взять. Нет, я не вещь, я человек.

— Но я же твой муж!

— Был когда-то.

— Посмотрим, — угрожающе усмехнулся он. — Вы что, вместе служили в армии?

— Да, воевали в одной дивизии, от Курской дуги до Праги, — не без гордости ответила я.

— Ишь, вояка! Как он смел разбивать семью? — продолжал возмущаться Жернев. — Ничего. Вот я с ним поговорю!.. Нет, я не верю, что ты могла меня разлюбить, Тамара! — после паузы уверенно продолжал он и опять заходил по комнате, поскрипывая новенькими сапогами.

«Такая самоуверенность! Откуда?» — подумала я.

— Так любила и сразу разлюбить? — недоверчиво заглянул он мне в лицо.

Я снова почувствовала, что теряюсь, слезы застилают глаза, и голос не повинуется. Сжав губы, я молчала.

— Настоящая любовь так быстро не проходит, Тамара, когда любишь, можно многое простить.

Мне показалось, что он почти прав, что я действительно готова многое простить, и, подавив волнение, я проговорила:

— Знаешь, Гриша, твою личную измену я могла бы простить, но измену народу — не могу. А труднее всего забыть обиду, которую ты в своем письме нанес женщинам в серой шинели. И если мы сойдемся, ты всю жизнь будешь незаслуженно упрекать меня этим…

— Но ты меня еще любишь? — заметив слезы, торжествующе проговорил он, притягивая меня за плечо.

— Нет, — сказала я твердо, уклоняясь от его объятий, — не люблю.

Чтобы кончить неприятный разговор, я спросила:

— Расскажи лучше, как ты жил последнее время. Ведь после войны два года прошло. Где скитался?

— Я жил неплохо, — вскинул голову Гриша. — Когда с тобой расстался, мы вскоре уехали на фронт. Прорывали долговременную оборону фашистов. Я был при штабе, а вскоре мой полковник уехал в Москву и забрал меня с собой как адъютанта. Там мне вернули звание, правда, с понижением на одну звездочку, — кивнул он на свой погон. — После этого я служил в саперном батальоне, а теперь скоро год как демобилизовался. Из Москвы поехал искать по свету, — засмеялся он, — «где оскорбленному есть чувству уголок», и вот уже год ищу.

— Гриша, неужели тебя не волнует, что в стране такая разруха и так нужны везде люди, а ты отдыхаешь? Ты ведь инженер-строитель, полон сил и здоровья. Твоя специальность сейчас так нужна.

— Нет, Тамара. Сначала отдохну, полечусь. Деньги у меня есть. Построю себе домик, все равно теперь мне некуда стремиться, все пути закрыты.

— Это почему?

— А потому, что генералом мне не быть, директорского кресла не видать и «красненькой книжечки» никогда не иметь.

— Суждения, Гриша, у тебя стали не наши. Если ты только о карьере думаешь, то, конечно, коммунистом тебе никогда не быть. Карьеристам в партии не место.

— Я еще докажу партии и всем, но вначале надо подумать и о себе…

«Нет, только внешность осталась та же, а Гриша стал совсем другой», — подумала я.

— Ну, у меня времени нет, — сказала я Жерневу. — Иди посиди у стариков, а я отведу Лору в детский сад. Мне надо на работу.

— А когда я смогу увидеться с твоим мужем?

— Если хочешь, заходи вечером, — сухо ответила я, прощаясь с ним у дверей.

В райкоме не утерпела, рассказала товарищам о приезде Гриши, о нашем разговоре.

— Что мне делать?

— Вспомнил, — усмехнулась подруга. — Долго искал «чувству уголок». Война давно закончилась, почему же он не работает?

— Ему тоже трудно теперь, он, наверное, голову потерял, не знает, с чего начинать жизнь, — оправдывала я его.

— Не беспокойся, не потерял. Если он в «красной книжечке» ищет личную выгоду, значит, он и в тебе ищет не любовь, потому и приехал.

В глубине души я и сама чувствовала, что не любовь привела Гришу ко мне, а что-то другое, но намеки на это мне показались обидными. Не таким я знала и любила его, и теперь не хотелось осквернять этого чувства. Да ведь он придет вечером, и опять предстоит трудный разговор.