Александр Даниловский - «Отважный-1» уходит в море

Я вернулся на командный пункт батальона. Командир батальона капитан Богуславский делал на карте пометки условными знаками.

— На рассвете наступаем. Получен приказ, — сказал он. — Бой за улучшение позиций.

Комбат посмотрел на меня, его красивое лицо светилось радостью.

— Наступаем, — повторил он с удовольствием. — Слово-то какое!

Мы склонились над картой.

— В приазовских плавнях нам было нелегко, — заметил комбат, постукивая карандашом, — а в горах война еще — сложнее. Но и мы зато не те: стали опытными, расчетливыми.

Поздней ночью я прилет отдохнуть, а капитан продолжал разыгрывать у карты возможные варианты предстоящего боя. Подобно Куликову он стремился добывать победу с наименьшими потерями. Сквозь сон я слышал, как он напевал: «Бьется в тесной печурке огонь…» Это его любимая песня. Богуславский разбудил меня затемно. Он положил карту в планшет и сказал:

— Пора на наблюдательный пункт. На крутой подъем взбираться трудно.

Мы пошли каменистой тропой. Над головами шумели деревья, невдалеке раздавались одиночные винтовочные выстрелы, в небе вспыхивали осветительные ракеты.

Обдирая руки, мы взобрались на скальный выступ. Отсюда до противника совсем близко. В узкой расселине площадки, поросшей орешником и дикой грушей, сидел телефонист. На камнях, укрывшись с головой плащ-палаткой, спал связной. По тропинке между деревьями расхаживал часовой с автоматом.

— Немцы тревожатся, часто пускают ракеты, — сообщил он.

Минут десять капитан разговаривал по телефону с командирами рот. Успел и я поговорить с Рыбальченко. Его роте предстояло решать трудную задачу. Николай Прокофьевич сообщил, что люди рвутся в бой.

Богуславский взглянул на часы и взял у телефониста ракетный пистолет. Мы поднялись еще выше. Наступил рассвет. На лесистых склонах высоты, точно комки ваты, белели клочья тумана.

Капитан поднял ракетницу и выстрелил. Светло-зеленая ракета взвилась вверх, описала кривую и погасла. Загремели выстрелы, послышались разрывы гранат, дружно заговорили пулеметы.

Я еще не видел впереди ни одного человека и не мог разобрать в этом хаосе взрывов, откуда и кто стреляет, а комбат, казалось, видел все. Опустившись на колени, он приник к морскому биноклю. Капитан подозвал связного, распорядился:

— Быстро к Рыбальченко. Пусть подвинет два пулемета правее и откроет путь Кузьмину. Одновременно одним взводом штурмует скалу, перед которой застрял Котанов.

Связной повторил приказание и побежал вниз.

Вглядываясь в окутанную дымом высоту, я старался представить, что там происходит, но за деревьями не видно ни одного человека. Высота словно содрогалась, будто дышала красноватым пламенем. Время от времени до нас доносился клич моряков «Полундра!..»

Выстрелы участились, потом стали слышаться реже и глуше. Началась активная стрельба где-то за высотой.

— Рота Рыбальченко пошла врукопашную! — крикнул мне Богуславский, не отрывая от глаз бинокля.

Бой длился уже пять часов. Солнце поднялось довольно высоко, туман исчез. Вниз проносили раненых. Многие шли сами, опираясь на сучковатые палки. Два автоматчика провели по тропе пленных гитлеровцев, куда-то поспешно проволокли станковый пулемет.

В двенадцатом часу бой затих. Батальон выполнил свою задачу: захватил важный опорный пункт противника.

Комбат выслушивал донесения командиров рот. При солнечном свете лицо Богуславского казалось особенно бледным, покрасневшие от бессонницы веки то и дело закрывали глаза. Он опустился на подстилку из веток и мгновенно заснул. К капитану подошел телефонист, снял с себя плащ-палатку и бережно укрыл ею командира…

…Вражеская авиация часто бомбила предместье восточнее Новороссийска, где держал оборону и наш 305-й батальон. Фашисты, видимо, решили стереть с лица земли рабочий поселок цементников… Дымились развалины жилых домов, Дворца культуры, школы. Руины были посыпаны густым слоем цементной пыли. Яростным авиационным и артиллерийским налетам, частым атакам подвергались ключевые позиции у Адамовича балки. Но советские войска закрепились прочно и не отступили ни на шаг.

Кое-где в уцелевших погребах, чаще в неглубоких пещерах на склонах гор можно было встретить местных жителей. По разным причинам они не смогли эвакуироваться и теперь делили с бойцами трудности фронтовой жизни. В округе уцелел всего один колодец. Его обстреливали. Вода — на строгом учете. По ночам бойцы умудрялись носить воду в роты и жителям. Моряки по-братски делились своими скудными пайками с детьми, стариками и женщинами.