Андрей Дугинец - Искры под пеплом

— Устали мы, господин полицейский, — глухо ответил один из рабочих. — Ну да ночевать здесь не собираемся. Сейчас уйдем…

— Давай, давай, поднимайтесь! А то в комендатуру.

— Да в комендатуре мы уже были, — устало поднимаясь, ответил синеголовый. — Весь двор от хлама очистили. Теперь в комендатуре для нас работы больше нету. Вот утром погрузим дровишки для господина ландвирта и подадимся в город, там, говорят, набирают рабочих. Правда это, как вы думаете?

— Мне некогда думать, — ответил необщительный полицай. — Быстрей уходите!

Рабочие больше ни слова ему не сказали, ушли. И только из-за угла первого дома еще раз посмотрели на «свою» платформу. Со стороны ничего не заметно. Мину они пристроили над рессорами. Посторонний не может ее заметить. Только бы удалось Ивану загнать ее к десяти часам к пакгаузу, в котором скопилось немало взрывчатки, или на запасной путь, поближе к эшелону с бомбами.

Трое лежали в овражке, заросшем бурьяном, и смотрели туда, где в ночной мгле едва заметно желтел одинокий глаз семафора. В восемь часов пришел какой-то поезд. Наверное, тот самый, с эсэсовцами. Уедут ли они к десяти?..

На часах — без пяти десять. Все трое закурили. Молча, жадно. Чтобы скоротать неимоверно долгие минуты, Михаил заговорил нарочито неспешно.

— Такие волосы в театре я срезал бы только для самой важной роли! — И он огорченно погладил свою круглую колючую голову.

— А что, мы играли неважную роль? — удивленно спросил Ефим. — Целую неделю были «шабашниками».

— Тихо! — поднял руку Михаил.

Все замолчали. Слышно было только тиканье часов в руке Михаила. Огромные карманные часы «Павел Буре» тикали звонко, четко. Они решительно отсчитывали и безжалостно, куда-то в бездну, сбрасывали частицы неповторимого времени.

Время всегда дорого, но сейчас оно томительно долго стоит на одном месте.

Скорее бы. Скорее бы десять.

Еще четыре. Еще целых четыре минуты.

За это время можно несколько раз вынуть из-под платформы мины и обезвредить.

За четыре минуты можно успеть прицепить подозрительную платформу к маневровому паровозу и угнать далеко за станцию. Пусть там взрывается.

Многое можно сделать за четыре… Но теперь уже не четыре, а три минуты осталось до…

Левее тусклого глаза семафора вдруг, словно фонтан, брызнуло яркое пламя. И тут же рвануло землю.

— Что это? — вскрикнул Ефим. — Нет еще десяти.

Но, словно в ответ ему, небо над станицей, над ее окрестностями, черное небо над всем миром вдруг вспыхнуло ослепительными протуберанцами.

Земля дрогнула, загрохотала, загремела, словно разорвалась до самого основания. Взрыв был подобен извержению вулкана. Рокочущий, гудящий, нарастающий, он переходил в сплошной рев.

Все стихло внезапно, как и началось. Лишь небо горело, клубясь и взвихриваясь многоцветными огнями и облаками дыма.

Партизаны долго молчали в оцепенении. А потом вдруг закричали «ура». И двое бросились тормошить, обнимать, тискать третьего.

— Да что вы, ребята! При чем же тут я! — оборонялся Михаил. — Это Иван. Все сделал Иван. Дождемся его и уж покачаем.

— Идемте к нему навстречу, — предложил Ефим. — Может, он ранен или контужен.

— Разминемся! — возразил Михаил. — Уж будем ждать здесь. Место он знает. Сам назначил.

Но прошел час. Другой.

Начало светать. А Иван Сирота не пришел.

Михаил, наконец, встал и, сняв фуражку, сказал в сторону станции, где бушевал и свирепствовал неуемный пожар:

— Прощай, Иван!

Повернулся и пошел. И товарищи его молча последовали за ним.

Партизаны сидели под березой и смотрели на луну. Напряженно, молитвенно. От ее поведения зависела сейчас удача и неудача задуманного дела. А от этой удачи — жизнь и судьба, может быть, целой тысячи людей там, на фронте и за линией фронта.

Луна была полная, яркая. И светила на землю щедро, старательно. А это партизанам сегодня совсем ни к чему. Их взоры были направлены как раз не на ее начищенный до блеска лик, а туда, откуда медленно, уж чересчур медленно подкрадывалась к ночному светилу небольшая, но довольно плотная тучка. Михаил смотрел на часы. Считал секунды. И, как астрономы предсказывают затмение, так он предсказывал время затмения тучкой луны.

— Полторы минуты! От силы сто секунд здесь продержится тень, — шептал он Ефиму.

Сибиряк удовлетворенно кивал: этого времени будет достаточно, чтобы незамеченными проскочить от леса к железнодорожной насыпи, по которой бродит немецкий патруль.