Андрей Дугинец - Искры под пеплом

— Это здорово! — одобрил Михаил. Главное, что эта тропа и зимой пригодится.

Все это слушал и Чугуев, второй день лежавший в шалаше. Он все еще не верил, что и ему из-за разболевшейся ноги придется застрять здесь не на день или два.

Для самозащиты и охраны детей партизаны оставили Чугуеву несколько лимонок, немецкий автомат, а Элеонора Семеновна выпросила себе винтовку, признавшись при этом, что и в руках ее не держала. Но Чугуев успокоил девушку, пообещав сделать снайпером.

Дав слово при первой же возможности наведаться в этот уголок, партизаны ушли к лодкам, чтобы уплыть в соседний район, поближе к вражеским коммуникациям. Самую маленькую лодку они вытащили на берег и замаскировали так, чтоб с речки в любое время года не было ее видно. Лодка эта была здесь на случай, если Чугуеву с его «дивизией», как, прощаясь, партизаны назвали детский лагерь, пришлось бы покидать свое удобное жилье.

«За голову Михаила Черного 10 000 оккупационных марок!»

Это было напечатано огромными, черными, далеко видными буквами. А ниже мелким текстом шло объяснение, кто такой Михаил Черный и почему так дорого ценится его голова.

Большая серая бумажка эта была намертво прилеплена к стенке пустого, покинутого хозяином дома на отшибе села, в которое решились наконец зайти партизаны после пятидневного путешествия по воде и глухим лесным тропам.

Село это стояло среди болот и лесов. Но и до него дошла слава о народных мстителях, которыми командовал неуловимый Михаил Черный. Правда, в приказе окружного шефа полиции Михаил Черный назывался бандитом, который якобы терроризирует мирное население, грабит и натравливает его на «освободителей».

Пока Михаил с товарищами читал и обсуждал этот приказ, из села вернулись разведчики вместе со старостой.

Почти совсем седой, с усталым морщинистым лицом и глубоко запавшими глазами староста назвался Сидором Терентьевичем Кравчуком и попросил командира поговорить наедине.

Михаил ушел с ним во двор. Они сели на колоде, в которой торчал заржавевший колун, впопыхах забытый хозяином.

— Сын мой в Красной Армии, — начал староста. — Меня немцам подсунул народ вместо Грисюка. Был у нас тут бежавший из тюрьмы мироед. Куда-то его, видно, комсомольцы загнали. Одним словом, прибрали к рукам. Вот какое у нас село. Поэтому, чтоб не навлекать подозрений, вы лучше к нам не ходите в село, а помощь мы вам организуем, какую только захотите.

— Ну что ж, Сидор Терентьевич! Правильно решили, — одобрил Михаил. — Держитесь и дальше. Обманывайте этих гадов, но не давайте в обиду наших людей. А нам… Ну, если нетрудно, организуйте несколько буханок хлеба, можно даже просто сухарей и еще какой сможете еды.

— А мины вам не нужны случайно? — несмело спросил староста.

— Что за мины? Какие? Откуда они у вас? — встрепенулся Михаил и ухватил старика за руки.

— Военный катер в начале войны тут в речке застрял. Живым оказался один только машинист. Да и тот умирал от тяжелых ран, когда сын пробрался к нему. А Володька мой дотошный в машинах, хоть ему всего только пятнадцатый. Вот он и нашел в том катере мины, говорит, будто бы против танков они.

— Где они? Кто о них знает?

— Да кто ж, никто, кроме самого Володьки, не знает. А только я вам так скажу: очень он крепкий у меня характером… — тут старик почесал в затылке. — Он у нас последний в семье, немножко перекаленным получился…

Михаил мотнул головой, мол, не понимаю, что к чему.

— Не отдаст он вам те мины, если не запишете в партизаны, да не куда-нибудь, а к самому Михаилу Черному. Я уж ему не перечу. Все равно не удержишь.

— Но он же еще мал, — возразил Михаил.

— Да вы ему как раз под ручку будете, товарищ командир, — довольно ухмыльнулся старый отец. — Он в материн род, крепкий растет.

— Ну, если и вы не против, то я что ж, возьму.

— Но только чтоб представили его самому Михаилу Черному, — позаботился отец, — чтоб командир партизанов знал, какой мы пай вносим в его дело. Потому как мин у нас на два центнера весом будет.

— Два центнера? — недоверчиво переспросил Михаил.

— Может, немножко и больше. Так что нельзя, чтоб это добро легко растранжирили.

— Даю вам слово командира Красной Армии, а теперь партизана, что ваши мины будут рвать только фашистов, — торжественно поклялся Михаил, все еще не веря неожиданной удаче. — Ну, а сам катер где?

— Затопили на середине речки. Подальше от греха.

— Спасибо, Сидор Терентьевич! Спасибо! — Михаил горячо пожал руку старика.