Андрей Дугинец - Искры под пеплом

Стоя здесь, Михаил понял: с улицы не слышно и не видно, что делается во дворе коменданта.

Через час комендантша со свекром остались связанными в пустой бричке. Кони паслись тут же на берегу. А все их добро поплыло в больших лодках вниз по реке. Впрочем, они не видели, в какую именно сторону отплыли тяжело нагруженные лодки. Да не все ли равно в какую? Вода следов не оставляет.

Первая часть операции длилась четыре часа.

К двум часам ночи партизаны уже вернулись на главную улицу села и, притаившись у большого дома, стали осматриваться, прислушиваться.

Стояла глубокая полуночная тишина. Ни говора людского, ни собачьего лая.

И вдруг словно струна лопнула, где-то чуть не над самой головой партизан резко закричал петух. Молодой, сильный голос его долго переливался на все лады. Выдав свою мощную тираду, петух еще и проворковал, словно сам себя хвалил за удаль.

— Чтоб тебя разорвало! — прошептал Саша, стоявший рядом с командиром. — Напугал до смерти.

На другом конце села тут же откликнулся второй, более басистый. И пошло.

— Это что ж, скоро утро, товарищ командир? — с тревогой прошептал Саша. — Можем не успеть.

— Как раз время, когда особенно хочется спать. Сейчас даже патруль клюет носом… — ответил Михаил. — Что-то его долго нету. Саша, Ефим, давайте пробирайтесь вперед от дома к дому, пока не увидите патруль.

— Снимать? — спросил, придвинувшись, Ефим.

— Смотря по обстоятельствам. Главное, не шуметь.

— Все будет тихо, — успокаивающе поднял руку Ефим.

«Сибиряк. Потомственный охотник. Он умеет тихо» — веря в этого крупного, но очень ловкого юношу, подумал Михаил.

Когда Ефим и Саша миновали третий дом, где-то за сараем проснулась собака. Сначала лениво заскулила. А потом громко залаяла.

«Все пропало! — с тревогой подумал Саша. — Не петухи, так собака выдаст».

Ефим в это время дернул его за рукав и устремился вперед к следующему дому. Собака осталась в своем дворе и лаяла уже лениво, неохотно. Потом и совсем перестала.

Наконец на середине села появилось какое-то движение. Разведчики прилипли к черной в предрассветной темноте деревянной стенке дома. Медленно, с тихим говором по селу шли двое.

«Патруль!» — поняли разведчики.

Через некоторое время стали слышны даже отдельные слова и тихие шаркающие шаги. Шаркал один. Видно, старый, усталый. Другой мерно постукивал коваными каблуками.

Говорили о большом урожае, не убранном вовремя, о своем, мужицком, далеком от войны. Значит, не какие-то остервенелые полицаи-душегубы, а простые хлеборобы. Однако у одного, одетого в длинный зипун, за плечами винтовка. Дулом вниз. Другой, тот, что шаркает, — без оружия. Убивать их жалко. Они назначены старостой на ночь в помощь полицейскому патрулю. Их дело выстрелить в небо, если что заметят, поднять тревогу.

Вот они уже поравнялись с домом, где их поджидают партизаны… Прошли. И у соседнего дома, на крыше которого чернело гнездо аиста, сели на лавочку под окном. Пес не залаял, а тихо, приветливо заскулил. Значит, кто-то из них живет в том доме. Теперь пес туда не пустит партизан.

Однако Ефим опять потянул Сашу за рукав и подался за угол дома. Ушли в проулочек. Метров сто прошли по нему. Потом, перейдя на другую сторону этого проулка, стали приближаться к дому с аистом на крыше. Остановились на углу, за которым в двух-трех метрах тихо продолжали свою беседу старый и молодой.

Пес умолк. Видно, к чему-то прислушивался, но не знал еще, что ему делать, лаять или молчать, раз хозяин совсем близко.

«Выскочить из-за угла и крикнуть „руки вверх!“ или „стой!“, — напугаешь людей. Заорут с перепугу, — думал Ефим. — Нет. Надо спокойно влиться в их беседу, чтоб не шарахнулись».

Первая фраза пришла сама, неожиданно. Потянув Сашу за рукав и взяв автомат наизготовку, так чтоб его было хорошо видно со стороны, Ефим бесшумными шагами, но быстро вышел из-за угла и довольно внятно заговорил с патрулем:

— Мужики, не ругайте, что мы так рано вышли на улицу. Закурить у вас есть?

— Кто вы? — в тревоге воскликнул сразу осевшим голосом молодой.

Ефим вскинул автомат, мол, сам видишь, и строго потребовал:

— Не шумите, мужики. Мы вам зла не сделаем. Поговорить надо.

Видя, что перед ними два автоматчика, патрульные остались сидеть на лавочке.

— Мы слышали ваш разговор. Поняли, что вы не полиция, а простые крестьяне. Поэтому не стали с вами делать того, что следовало бы сделать с настоящими холуями фашистов, — мирно заговорил Ефим. — Так уж и вы молчите. Кто из вас живет в этом доме?