Андрей Дугинец - Искры под пеплом

Элеонора Семеновна тоже ушла на хутор в небогатую семью, где нужны были рабочие руки. Дочь потомственного музыканта, выросшая в Бресте, она впряглась в тяжкий крестьянский труд, стараясь заглушить в себе и тоску по родным, о судьбе которых ничего не знала, и злобу на разнузданных захватчиков, и горечь обиды за свои растоптанные, развеянные девичьи грезы и надежды.

Но вдруг организовавшаяся в селе полиция начала сгонять евреев в гетто. Сначала собрали семьи, притаившиеся в отдельных домах и на хуторах. А потом начали охотиться по лесу. С собаками, как на лесную дичь, выезжали верховые полицейские в окрестные леса и ловили евреев, пытавшихся спасти хотя бы детей. Особенно свирепствовал комендант полиции Гарабец. Кто он такой, кем был раньше, Эля не знала. Слышала только, что Гарабец люто ненавидит евреев. Хозяйка ее рассказала, что этот ирод самолично хватал за ножки малюток Абрама Штокмана, сельского портного, и бросал в пустой колодец.

Воспитательница стала опасаться за судьбу размещенных по селу воспитанников. Среди них было много евреев. Что, если дознается Гарабец? И страхи ее оказались не напрасными. Однажды хозяйка сказала, что в селе нашли двух мальчишек из детдома, оба дети евреев. И теперь идет сплошная облава. А наутро полиция приволокла в гетто больше десятка мальчишек и девчонок.

Наивной была Элеонора Семеновна. Она смело пошла в комендатуру, несмотря на слезный протест хозяйки, пошла к самому Гарабцу, вполне уверенная, что к голосу воспитательницы не могут не прислушаться.

А комендант, выслушав ее смелую речь, первым делом подошел к ней и наклеил на грудь и на спину огромные лоскуты с шестиконечными желтыми звездами на черном фоне.

— А теперь послушайте, что я вам скажу, юдовская воспитательница! — И рявкнул: — В гетто! В гетто!

— Но я по матери полька! — заявила воспитательница.

— Покровители евреев страшнее самих евреев! — ответил комендант.

Вбежал полицай и уволок ее. По дороге полицай обещал ей свободу за красоту и ласку. Но она молча, с гордо поднятой головой ушла в гетто…

Что значит гетто, Эля еще не знала. Полицай привел ее во двор бывшей МТС. Двор, обнесенный густой сетью колючей проволоки, был заполнен сельскохозяйственными машинами. Их, видимо, все выкатили из мастерских и гаражей, а на их место вселили евреев. У ворот полицай, злой за то, что она не приняла его предложения, ударил девушку прикладом. И ее уже на руках унесли сами евреи. Очнулась она ночью, окруженная шепчущимися ребятишками. И тут же узнала одного за другим своих воспитанников. А в следующую ночь ребята увели ее куда-то прочь из мастерской, за стенку, и там, лежа на земле, показали вырытый под оградой из колючей проволоки подкоп. Вылезли они в этот подкоп. А неугомонный Адамчик еще вернулся и другим показал свою тайну. Только неизвестно, воспользовался этим лазом еще кто-то или нет. Потому что, когда Адамчик догнал беглецов, в гетто послышались свистки полицаев и стрельба.

По дороге четверо детей, которые были сильно побиты полицией при облаве, умерли. У них хватило силы только вырваться на волю и свободно вздохнуть. Как раз главный зачинщик подкопа Еська и умер первым. Ему Гарабец прикладом отбил внутренности. Еська словно чувствовал свою скорую гибель, всех торопил с побегом. Другим помог, а сам лишь сутки пожил на воле. И то все время только плакал о том, что наконец-то перед самой войной разыскали его папу и что папа уже, может быть, ехал к нему, потому что в письме обещал вот-вот приехать.

Ребята похоронили Еську и написали на могильном камне:

Наш Данко. 12 лет.

— Про Данко я им рассказала уже после смерти Еськи, — закончила свой рассказ Элеонора Семеновна.

Партизаны долго молчали.

Наконец Михаил решительно встал и спросил, сколько в селе полицаев и может ли она начертить план села.

— Полицаев было девять! — ответила Эля. — А план я вам сейчас начерчу.

— И пометьте, где комендатура, а где жилой дом этого Гарабца, — добавил Михаил.

— Э-э, дома вы его не застанете! — махнула рукой Эля. — После того как в соседнем районе обезоружили полицию, полицаи только днем, и то на часок, забегают домой, а на ночь, как куры на нашест, собираются в комендатуру. Обгородились колючей проволокой. И кажется, кирпичный забор начинали строить.

— Здание комендатуры кирпичное? — спросил Михаил.

— Нет, деревянное. Старинное, еще при поляках там была тоже комендатура.

— Вот вам бумага, — достав из кармана подобранную возле могилы Стародуба и сложенную вчетверо небольшую школьную карту, сказал Михаил. — Рисуйте по возможности подробнее. А мы пойдем посоветуемся, что делать. Вы, доктор, пойдете к ребятам, когда они поедят, может, еще чем сможете им помочь. Сделайте им полный медосмотр, как перед отбором в армию.