Один раз мы остановились, и водитель долго разговаривал с кемто на улице. Мне показалось, он хвастается нами. Послышались смешки двухтрех человек, стоявших на улице, затем к нам потянулись руки, дергая нас за усы и похлопывая по щекам. Я внутренне напрягся. Почемуто это вывело меня из себя гораздо больше, чем пинки ногами. Тогда меня допрашивали, и побои имели определенную цель. Но сейчас эти болваны просто издевались надо мной.
Мы снова долго ехали молча, все больше и больше удаляясь от границы, но мне уже было все равно. Меня слишком беспокоили мои руки. Они распухли, став чуть ли не вдвое толще, и пальцы полностью потеряли чувствительность. Я ничего не ощущал ниже запястий, там, где в них глубоко врезались наручники, содрав кожу до крови. Боль становилась невыносимой. Я боялся, что если так будет продолжаться еще какоето время, я навсегда лишусь рук.
Я старался думать о чемнибудь положительном. По крайней мере меня не убили. Прошло уже больше двенадцати часов с тех пор, как я попал в плен, а я еще жив.
Затем я стал думать о нашей разведгруппе. Что известно иракцам о нас? Нужно было исходить из предположения, что они связали нас со стычкой у магистрали. В этом случае они знают, сколько нас всего, потому что они обнаружили восемь рюкзаков. Кроме того, они обнаружили наш БЛ, с запасами воды и продовольствия.
Есть ли в наших рюкзаках чтонибудь такое, что может нас выдать? Я был уверен, что никаких записей, говорящих о стоявшей перед нами задаче, там быть не может, потому что таковы требования режима секретности. А что насчет снаряжения? Как объяснить взрывчатку, часовые механизмы и взрыватели? Конечно, можно будет сказать, что все это предназначалось для обороны лагеря, – иракцы наверняка найдут расставленные вокруг БЛ «Клейморы», что подтвердит мои слова. Быть может, они даже не поймут, что представляют собой часовые механизмы. И, может быть, простые солдаты с такой жадностью набросятся грабить наши рюкзаки, что все снаряжение бесследно исчезнет. Я чуть не рассмеялся, представив себе, как один из них, копаясь в рюкзаке в темноте, залезает рукой в полиэтиленовый пакет с дерьмом.
Не вызывало сомнений только одно: в рюкзаках не осталось ничего, что могло бы скомпрометировать нашу задачу. Карты мы всегда складывали так, чтобы с внешней стороны оказывалась та часть, которой не пользуются, и не делали на них никаких отметок. Всю информацию мы держали в голове.
Пока что у меня не было оснований беспокоиться, что иракцы разобрались в нашем снаряжении. Если же они поймут, что к чему, нам останется только извиниться и отступить на запасные позиции. Единственная проблема заключалась в том, что мы не очень походили на обычную поисковоспасательную группу. Однако пока что мы вообще похожи только на мешки с дерьмом.
Машина остановилась, и, судя по звукам, здесь нас ждала группа встречающих. Я уже начинал чувствовать себя в безопасности, находясь в машине, я к ней привык, и вот теперь все начиналось сначала.
Переговаривались все вполголоса, вероятно, потому что еще стояло раннее утро. Задние дверцы распахнулись, впуская поток холодного воздуха. Нас с Динджером вытащили из машины и быстрым шагом повели через какойто двор. Шаги по булыжникам причиняли острую боль. На ступнях открылись раны, и они быстро стали скользкими от крови. Споткнувшись, я чуть было не упал, но меня подхватили и удержали на ногах. Мы поднялись на ступеньку, повернули направо, прошли под навесом и оказались перед дверью. Наткнувшись босой ногой на дверной косяк, я вскрикнул от боли. Со стороны иракцев не последовало никакой реакции. Это были настоящие профессионалы. Все было прекрасно отрепетировано.
Мы прошли внутрь. Нас встретил привычный запах парафина и шипение керосиновой лампы, и я, можно сказать, почувствовал себя, как дома. Меня пихнули в спину, сажая на пол, и заставили усесться, скрестив ноги, опустив голову и держа руки за спиной. Я безропотно подчинился: пусть делают что хотят. Сопротивляться было бесполезно. Я внутренне сжался, готовясь к тому, что сейчас произойдет. С моих глаз сдернули повязку. Грубая материя скользнула по ссадинам на скулах и переносице. Я поморщился от боли, чувствуя, что у меня по лицу снова начинает струиться кровь.
Но боль была забыта, как только я увидел Динджера. Я не слышал, как его вытаскивали из машины, и меня не покидало жуткое ощущение, что я снова оказался один. Динджеру тоже развязали глаза, и мы встретились взглядами. Динджер мне подмигнул. С тех самых пор, как меня взяли в плен, я усиленно старался не смотреть в глаза своим мучителям. И вот сейчас простая встреча взглядами доставила мне фантастическую радость. Достаточно оказалось всего одной улыбки.
Читать дальше