Николай Осинин - Через все преграды

Из-за угла бани вышел Петр. Он видел, как последним отчаянным усилием Сережа вытащил из колодца его племянницу. Подхватив мокрую девочку на руки, Петр бросился с ней в дом.

А бледный, с посиневшими губами Сережа еще минут двадцать лежал возле колодца, пока собрался с силами, чтобы идти к себе на сеновал.

С этого дня положение Сережи в семье Рейнсонов значительно изменилось к лучшему. Если раньше его кормили либо до, либо после всех, то теперь хозяйка сажала его за стол вместе с собой. Ел Сережа много. Но старый Яков не следил больше за каждым куском, взятым мальчиком из хлебницы, не заводил при нем во время еды нудных, лицемерных разговоров о дороговизне продуктов, о том, что сейчас «все едят с порции». А старуха, вечно занятая чугунами, помоями и свиньями, провожая пастуха в поле, совала ему в руки ломоть хлеба.

— На-ка вот съешь, — говорила она при этом, — ты худой-то какой!

Даже Петр, узнав от племянницы подробности ее спасения, проникся к Сереже невольным уважением. В тот же день он свил путы для коров, уговорил отца не гонять телят и овец в поле, а оставлять в огороженном леске, где травы для них было достаточно. Вечером сам рассказал Сереже, что недалеко от них живут две русские девочки, приведенные «от немца» в тот же день что и Сережа, и обещал в воскресенье проводить его к ним.

Но по утрам Яков Рейнсон все так же будил Сережу задолго до восхода солнца и, не слушая жалоб мальчика на недомогание, выпроваживал со стадом в поле. После купания в ледяной воде Сережа чувствовал себя скверно: появился насморк, болела голова, временами знобило. Однако по-настоящему не захворал.

Шли дни. Он с нетерпением ждал воскресенья, чтобы встретиться с друзьями. Потом, быть может, удастся как-нибудь разузнать и о матери…

Но встретиться довелось раньше.

В субботу, в полдень, когда он загнал коров в лесок, на повороте дорожки в сопровождении Марии показалась Инна.

Дети бросились друг к другу.

— Сережа! Сереженька! Как я рада! — повторяла Инна со счастливыми слезами на глазах. — Думала, никого из своих не найду!

— А я воскресенья ждал! Я знал, что это про тебя с Наташей мне рассказали. А прийти не мог: дорогу не знал. Обещали в воскресенье к тебе свести… Да что же мы тут стоим!.. — воскликнул он и потащил Инну к тому месту, где в тени осины лежала охапка примятого сена, служившего ему постелью во время полуденного отдыха.

— Ты знал про нас?

— Ага. Мне сперва Мария сказала. — Он поискал глазами внучку хозяина. — Убежала! Та, что тебя привела… А потом Петр…

— А я ни про кого из наших не слышала! Меня с Наташей тогда сразу за тобой дедушка Гриндаль увел. Они вдвоем с бабкой живут и никуда не ходят, ничего не знают. А сегодня копаюсь в огороде — прибегает незнакомая девчонка. Мария эта самая. Лопочет что-то — ничего не пойму: слово — по-русски, десять — по-латышски. Хотела с ней к дедушке идти, чтобы перевел, а она тянет меня за руку и все говорит: «Браукси, браукси!» Ну, я и побежала с ней. Даже рук не вымыла.

Они еще немного поговорили о том, как им хотелось встретиться и как неожиданно это произошло.

— Ну что мы о пустяках болтаем! — перебила Инна сама себя и, сдерживая дыхание, тихо спросила: — Скажи лучше: ты о мамах что-нибудь знаешь? — В голосе ее слышалась тревога и робкая надежда.

Вопрос холодным ветром дунул Сереже в сердце и разом потушил радость встречи. Мальчик закусил губу.

— Ничего! — глуховато ответил он.

Длинные, темные ресницы девочки задрожали, глаза налились слезами.

Сережа, откашливаясь, словно у него что-то засело в горле, продолжал:

— Но ребятах — ничего… Кроме вас с Наташей, близко никого нет, иначе мне бы сказали. Жду вот, на днях должен прийти Мартин — тот полицейский, помнишь, что меня увел. Хоть он и дрянь порядочная, но думаю, что через него кое-что удастся узнать… Может, о мамах. — Последние слова он сказал совсем тихо и неуверенно.

Инна, смахнув слезы с ресниц, подняла глаза:

— Ты разве полицая не видел больше?

— Не видел. Он дома не живет. Все там, в комендатуре. Брат его, Петр, говорит, что Мартин только по воскресеньям дома бывает и то ненадолго.

— Значит, завтра? — девочка оживилась. — Ой, ты его попроси получше. Через эту Марию, что ли. Она, кажется, хорошая… Только вот как ей самой объяснить?..

— Мартина расспросит сама хозяйка, его мать. Я уже с ней договорился.

— Правда? Я тогда завтра прибегу к тебе. Вот бы узнать, где мамы!..

Потом Сережа стал расспрашивать ее о Наташе.