Станислав Малышев - Военный Петербург эпохи Николая I

13 октября в Крыму состоялось сражение при Балаклаве — войска Меншикова, усиленные прибывшими частями Дунайской армии, имели целью отвлечь внимание «союзников» от Севастополя. Разбив турок и англичан, русские взяли 11 английских орудий. В ответ на это английская легкая кавалерийская бригада лорда Кардигана провела лихую и самоубийственную атаку на русские орудия, которая стала легендарной. Русские уланы ударили во фланг и изрубили англичан, а брошенный на помощь английской бригаде французский конноегерский полк был остановлен русской пехотой, которая бросилась на кавалерию в штыки. Русский историк с горечью восклицает: «Вся Европа изумлялась отваге легкой бригады Кардигана, но ведь и наши уланы — бугцы и одесцы — изрубившие эту знаменитую бригаду, как будто тоже неплохи!» [239] Керсновский А.А. История русской армии. М., 1993. Т. 2. С. 134.

Внутренний вид одной из батарей Малахова кургана в Севастополе. Рис. В. Тимма. 1855 г.

24 октября в сражении при Инкермане русские войска сумели снова разбить англичан, несмотря на потери от огня английских нарезных ружей, но и сами были разбиты французами. Потери, как и при Балаклаве, были с обеих сторон примерно равными, но англичане и французы, страшась общественного мнения своих стран, занижали свой урон. Осада Севастополя продолжалась. После Инкермана «союзникам» пришлось воздвигать укрепления и против полевой армии русских. Русские солдаты и матросы проявляли чудеса героизма, постоянно совершенствуя свою оборону и тревожа противника вылазками. Вся Россия переживала за Севастополь, и восхищалась мужеством и стойкостью его защитников. Этот город стал главным центром войны и приковал к себе все основные вражеские силы.

Русское общество пробуждалось. «Чувствовалось, что возбуждение охватило все уголки России и потребует какого-то выхода. Народ до того был наэлектризован, что готов был пожертвовать всем своим достоянием по первому требованию царя… И многие удивлялись уступчивости государя… Между ним и Россией стояла стена ближайших его сотрудников, в которых он уже переставал верить, но которые все-таки не дали государю почувствовать настоящие биение пульса его народа, столь схожего с мыслями и волей самого царя». [240] Зайончковский А.М. Восточная война 1853–1856. СПб., 2002. Т. 2. Ч. 2. С. 516.

Новый 1855 год в Петербурге встретили грустно. На Кавказе русские били турок, в Крыму армии «союзников» завязли под Севастополем, неся большие потери от русского огня и вылазок, от холода и болезней. По иронии судьбы, представители «культурной» Европы, приехавшие бороться с русскими «варварами», сами за эту «крымскую зиму» приобрели варварский вид. Англичане перестали бриться и отпустили длинные бороды, спасаясь от холода, завернулись в местные допотопные одеяния из овечьих шкур. Правительства Англии и Франции, присылая в Крым все новые войска на смену убитым и умершим, продолжали опустошать свою казну колоссальными военными расходами, не зная, как выйти из этой бесславной авантюры и сохранить лицо. Но и Россия пока не видела перспектив победы в этой мировой войне. «Канальство» австрийцев продолжалось, и весь мир был против русских. После побед в наполеоновских войнах и всех войнах николаевского царствования, после уверенности в непобедимости русской армии, в силе и могуществе Российской империи, над Россией впервые за много лет замаячила тень поражения. Русская армия не могла выгнать англичан и французов из Крыма, поскольку с начала войны потеряла инициативу, страдала от отсутствия хороших полководцев, и все ее действия сводились к исправлению ошибок и стратегических просчетов начальства. Придворная элита и образованные слои общества слишком любили и уважали Запад, чтобы по-настоящему сплотиться за Родину против врага. Воля генералов была как будто скована прежними представлениями о Европе, с которой нужно жить в мире. Решительность передовых военачальников, героизм солдат и офицеров вызывали восхищение, но пока не могли переломить хода войны.

Англичане в Крыму зимой 1854–1855 гг. Фотография

Пораженческие мысли общества того времени вполне выражает статья Петра Александровича Валуева, действительного статского советника и Курляндского гражданского губернатора, будущего министра, написанная через полгода после кончины Николая I, когда еще шла война, и Севастополь держался из последних сил. Есть в ней и такие горькие слова: