Николай Малышев - В закоулках ушедшей эпохи

Просторные лежат снега в отчизне,

Среди лесов широкие поля,

И думается: нет предела жизни,

Жить хорошо – и это знаю я.

Спокойные в полях мерцают дали,

Когда луна, когда сухой мороз.

И этот вид, как должно,

чуть печален,

Но только чуть, а вовсе не до слёз.

Вон там огни далекого селенья,

Где жители в своих делах мудры -

Они не знают праздности и лени,

Не грезят про заумные миры.

Они работают.

Для них земля надежна.

Им время есть. И думы их просты.

Да по-иному им и невозможно -

Земля не терпит лжи и суеты.

И вижу я, чем взгляд уходит дальше,

Тем дальше мысль в глубины бытия,

И если нет в душе ни зла, ни фальши,

Жить хорошо – и это знаю я.

У каждого в памяти что-то свое -

Различные точки отсчета…

Душистое поутру в поле жнивье,

Автобус у поворота,

Обильная к встрече для гостя еда,

Река с окунями и щукой…

Пожарищем вылизало навсегда

Деревню. Ни взгляда, ни звука.

И по миру тихо ушли старики,

Покрылась бурьяном дорога…

Но с лыком в строку:

кабаки, бардаки -

Не ладится что-то у Бога.

Блаженны, которых лишил Он ума.

А в разуме много ли толку?!

От века в России то мор, то чума,

То царь, а то из лесу волки…

Казалось, что лето уже не придёт,

Весна уступала морозам,

Студёное солнце наметилось вброд

Скользить за окном по берёзам.

О, как это было сегодня давно -

Надежды и сны остывали,

Подглядывать утро училось в окно,

В углах тараканы сновали.

Пустой холодильник напрасно урчал,

Урчал, ему вторя, желудок.

Я снова проснулся в начале начал,

Не зная, куда и откуда.

Меня пригвоздило молчание стен,

Как будто я ночью стрелялся.

Наверно, я ждал для себя перемен,

Возможно, я их не дождался.

Но, собственно, кто я такой на земле -

Рассчитывать на перемены?

Недвижимы рукописи в столе,

Однако пульсируют вены.

И вот уж ещё одна ночь позади,

Хорошая или плохая,

И день, поселившийся на день в груди,

Я вновь вознесу и охаю.

Я буду искать продолженье себя,

Свои тупики сортируя,

Не сбросив, но в клочья растеребя

Намерений прежнюю сбрую.

Запутаюсь и заплутаюсь опять,

Измотанный к вечеру в лоскут,

Но в сон погружаясь

и дёрнувшись вспять,

Нащупаю света полоску.

Я к ней потянусь и увижу в окне -

За ним происходит движенье, -

Что лето наступит, что дело к весне,

Ко всяческому продолженью.

Когда в квартире всё наперекос,

Еда худая, мебель из опилок,

Вопрос мудрён, ответ, однако, прост:

Ослаб наш лоб, зато окреп затылок.

На нём удобно держится хомут,

И сколько нам на холку не навьючат,

Кто правит – прав, пускай порою крут,

Спасибо и за то, что жизни учит.

И мы умнеем с горем пополам,

И бытия не называем горем.

Глотнув вина, смелеем по углам,

И о свободе меж собою спорим.

И будем спорить год, и век, и два;

Но всё равно – на всех её не хватит.

Ну а когда опухнет голова,

Мы переляжем с печи на полати.

А поутру опять впряжёмся в воз,

И напрягаться не найдём посылок.

Вот потому-то всё наперекос,

Еда худая, мебель из опилок.

В левом боку стучит календарь,

Иногда болит, но нечего плакать -

И семьдесят лет назад был февраль,

Посмотришь вперёд –

всё равно ты лапоть.

Нет звонков на сотовый телефон.

И слава Богу, и не звоните,

Не нарушайте прекрасный сон

Поковыряться в своём корыте.

Мы уже нахлебались тюремных щей

С тридцать седьмого года,

И почти не вычесать сексотов и вшей

Из нашего народа.

Вот и приходится зачастую молчать

И жить в одиночку,

Не то прилепят каинову печать,

И даже могу поставить точку.

А как ещё хочется пожить,

Увидеть, что будет завтра.

Но склочными бабами

становятся мужи

И делают мир дешёвым театром.

Одни только дети честны и прямы,

Если не стаей.

Но нельзя же всю жизнь

петь псалмы,

Свои пороки листая.

Мне и так плохо, когда нет сигарет,

А без них не пишется до икоты.

Но хочется оставить какой-то след

С пятницы на субботу.

Что нас на этой земле бережёт

В дни непогоды?

Более прочего мучит и жжёт

Тема свободы.

Если подумать, совсем не важна

Тема наживы.

К жизни она не добавит звена